-  Почто! - возмутился парень. - Да мы их на одну руку посадим, другой прихлопнем - мокрое место останется.

    -  Потом будем хлопать. Их слишком много. Давай быстро и без шума. Я на тебя надеюсь! Как управитесь, свистни.

    Ефим покривился, но послушался. В этот момент на дороге показались всадники. Похоже, что это действительно были стрельцы. Крайний не ошибся, было их не меньше полусотни. Отряд ехал неспешным шагом, не рискуя нападать с марша. На узкой дороге толпа всадников смотрелась внушительно. Когда до ворот осталось метров сто, кавалькада остановилась.

    Вперед выехал офицер в красном кафтане с высоким воротом и островерхой шапке, отороченной каким-то мехом. Он был с длинным посохом в руке и прямиком направился к нам.

    Мои волонтеры заметно струхнули. У стрельцов были не только сабли, но и бердыши и пищали. Офицер шагом доехал до закрытых ворот и постучал посохом о створку. Теперь, вблизи, я его разглядел. Было ему лет тридцать. Парень был хоть куда: крепок телом, широк в плечах, с окладистой русой бородой.

    -  Кто таков, и чего тебе, ратный человек, нужно? - спросил сердитым голосом Минин. Мне с моим странным акцентом решено было не высовываться.

    -  Московского стрелецкого приказа пятидесятник Петр Сомов! - представился офицер. - Ищем по разбойным и татебным делам лихих людей. Открывай ворота!

    Минин немного замялся, потом твердым голосом отказал:

    -  Не гоже вам к ночи по мирным домам рыскать. Никаких татей и разбойников здесь нет. Езжайте своей дорогой.

    -  Это мы посмотрим, есть они или нет! - небрежным, начальственным тоном, каким обычно у нас разговаривают начальствующие люди с холопами, проговорил пятидесятник.

    -  Тяни время, - шепотом попросил я Кузьму.

    -  Нечего здесь смотреть, ступайте своей дорогой! - сказал тот.

    -  Эй, ты, не доводи до греха! - начал сердиться Петр Сомов. - Открывай ворота!

    -  Не просись, не открою.

    -  Я сейчас кликну своих стрельцов, знаешь, что с тобой будет? За ноги повесим да кишки выпустим.

    -  Ты, дядя Петя, или как там тебя, меня не стращай! Мне велено никого не пускать, я и не пускаю.

    -  А ну, тебя, дурня, позови старшего, - прекратил бессмысленный разговор Сомов.

    -  Старшей меня здесь нет, - заносчиво ответил Минин. - А ты лучше иди своей дорогой.

    Из глубины усадьбы раздался условный свист - это Ефим подавал сигнал, что разобрали тын. Я подозвал Крайнего и велел выводить людей.

    -  Будете ждать нас в лесу, около толстого дуба. Только действуй очень осторожно, а то нас всех перестреляют. Наших с Кузьмой коней тоже выведите и привяжите с той стороны забора. Захватишь мою переметную суму, она лежит под лавкой. Как все сделаешь, свистни.

    -  Значит, не хочешь слушаться царского указа? Живота своего не жалеешь? - между тем продолжал переговоры пятидесятник.

    -  Ты, что ли, царь? - натурально удивился Кузьма. - Сперва говорил, что ты рыба Сом, а теперь, нате вам, говоришь, что ты сам царь-батюшка!

    -  Ты меня, холоп, не зли! - окончательно рассердился офицер. - Я тебя предупреждаю по-хорошему, не откроешь ворота - на себя пеняй!

    Пятидесятник повернулся к своему отряду и приподнял витой посох. Стрельцы двинулись в нашу сторону.

    -  Эй, дядя Петя, - испугано заговорил Минин, - пускай твои люди стоят, где стояли, а то не неровен час, мой брательник, Левонский лыцарь, осерчает и в тебя пальнет.