Наш проводник тотчас направился к костру, присел к огню и слился с похожими на него товарищами. Мы оказались предоставлены сами себе. Это было большой удачей. Мне нужно было отдохнуть, но присесть я не мог, мешал ятаган. Отец Алексий так же и по той же причине остался стоять. Наше появление интереса у пленников не вызвало. Видно было, что люди крайне утомлены и измучены. Я медленно прошел вдоль «обжитых» косогоров оврага. Присмотреть в толпе помощников для освобождения у меня не получилось, Взгляды у мужчин и женщин были потухшие, а глаза ввалившиеся. Скорее всего, степняки их просто не кормили, заранее ослабляя возможное сопротивление. Удивило меня количество пленных. В центре государства, рядом со столицей, ногайцы чувствовали себя, как дома, и могли собрать и готовиться угнать в плен такую большую группу людей.

    Руки у меня постепенно отошли и можно было начинать что-нибудь предпринимать. Обойдя пленных, я начал медленно приближаться к священнику. В это время меня остановила женщина, держащая на руках закутанного в тряпки ребенка.

    -  Батюшка, - безжизненным голосом сказала она, - помолись, дите помирает…

    Я подошел к матери и открыл личико младенца. Это была девочка двух лет с горящим в жару лицом. Она явно сгорала от высокой температуры.

    -  Дай я подержу, - предложил я, и взял легкое тельце в руки.

    Ребенок хрипло дышал, и я решил, что у нее пневмония. Момент для лечения был самый неподходящий. Я сам был не в лучшей форме, а для борьбы с такой тяжелой болезнью мне требовались очень большие усилия. В этом заключалась особенность моего лечения. Мне каким-то образом удавалось передавать свою энергию больному и стимулировать его иммунитет. Потому, когда я сам был нездоров, лечение забирало все силы.

    Как только девочка оказалась на руках, мое биополе начало работать само по себе, без стимуляции и волевого усилия. Руки напряглись, и вскоре, несмотря на то, что здесь, на дне оврага было сыро и холодно, все тело покрылось испариной. Чувствуя, что вот-вот уроню ребенка, я передал девочку матери и оперся на возникшего рядом Алексия.

    -  Что с тобой? - тревожно спросил священник.

    -  Сейчас пройдет, - ответил я, превозмогая противную липкую слабость.

    Действительно, минут через двадцать силы ко мне вернулись.

    Поп все время находился рядом, поддерживая меня если не физически, то морально.

    -  Справимся с этими? - тихо спросил я напарника, когда вновь почувствовал силу в руках и ногах.

    -  Как Бог даст, - ответил он, - а если даже передюжим, как из оврага будем выбираться?

    -  Как ногайцы наверх вылезают? - тихо спросил я молодого парня с изможденным лицом и ввалившимися глазами, сгорбившись, стоящего в двух шагах о нас.

    -  По веревке, - ответил он. - Им веревку сверху спускают.

    -  Ваши охранники все здесь?

    -  Еще один есть, он надысь туда ушел, - ответил он и кивнул в глубь оврага, вверх по течению ручья.

    -  Ты давно здесь?

    -  Давненько.

    Краем глаза я увидел, что наше общение насторожило ногайцев, и двое из них встали, чтобы посмотреть, что здесь делается. Пришлось понуро свесить голову и стоять в позе убитого горем страдальца. Часовые, не заметив ничего подозрительного, успокоились и вновь сели к костру.