Верка сказал:

    -  Он обещал быстро прийти. Говорит, освободится и живой ногой явится.

    Сур посмотрел на часы. Я понял его. Он думал о Степке. Но кто разыщет Степку лучше, чем милиция?

    Мы стали ждать. Сурен Давидович велел мне быть в кладовой, а сам пошел в стрелковый зал. Верка побежал во двор, высматривать капитана Рубченко. Я от волнения стал надраивать пистолет, только что вычищенный Веркой. Гоняя шомпол, заглянул в блокнот Сура.

    Он был прав, в пеньке хранится оружие, с конфетами передаются, предположим, записки, но почему все хватались за сердце?

    И тут Верка промчался в тир с криком:

    -  Дядя Сурен, дядя Павел пришел!

    Капитан Рубченко

    Павел Остапович Рубченко - друг Сура. Раньше они дружили втроем, но третий, Валеркин отец, умер позапрошлой осенью. Для нас Павел Остапович был вроде частью Сура, и я чуть на шею ему не бросился, когда он вошел, большой, очень чистый, в белоснежной рубашке под синим пиджаком. Он редко надевал форму.

    -  Здравия желаю, пацан!

    -  Здравия желаю, товарищ капитан!

    -  Какие у вас происшествия? Пока вижу - проводите чистку оружия. Опять школой пренебрегаешь?

    -  У, такие происшествия… Вы Степку не видели?

    Он Степку не видел. Тут заглянул Сур и попросил одну минуту подождать, пока он примет винтовки. Рубченко кивнул в сторону тира и покачал пальцем. Сур сказал:

    «Вас понял» - и позвал меня оттащить винтовки. Ого! Рубченко не хотел, чтобы его здесь видели, следовательно, уже известно кое-что… Я выскочил, бегом потащил винтовки. Сур даже чистку отменил, чтобы поскорее выпроводить студентов из тира, и сам запер входную дверь. Теперь нам никто не мог помешать, а Степка, в случае чего, откроет замок своим ключом или позвонит в звонок. Я уселся так, чтобы видеть двор через окно. Сурен Давидович прикрыл дверь в кладовую, закурил свой астматол и показал на меня:

    -  Вот наш докладчик.

    Рубченко поднял брови и посмотрел довольно неприветливо. По-моему, каждый милицейский начальник удивится, если его притащат по жаре слушать какого-то пацана.

    -  Алеша - серьезный человек. Рассказывай подробно, пожалуйста, - и открыл свой блокнот.

    Я стал рассказывать и волновался чем дальше, тем пуще.

    «Где же Степка?» - колотило у меня в голове. Я вдруг забыл, как Федя познакомился с таксистом, какие слова они говорили у пенька. Сур подсказал мне по блокноту. Рубченко теперь слушал со вниманием, кивал, поднимал брови. Когда я добрался до разговора о конфетах - первого, еще на проселке, - хлопнула входная дверь, и в кладовую влетел Степка.

    Мы закричали: «У-рур-ру!», Сурен Давидович всплеснул руками. Степан порывался с ходу что-то сказать и вдруг побелел, как стенка.

    «Что за наваждение! - подумал я. - Упустил он гитариста, что ли?»

    Степка встал у двери, уперся глазами в пол - как воды в рот набрал. Таким белым я его еще не видывал.

    Наверно, Сур что-то понял. Почувствовал, вернее. Он быстро увел Степку под окошко, посадил на койку и налил воды, как мне только что. Степка глотал громко и выпил два стакана кряду.

    -  Набегался хлопчик, - ласково сказал Рубченко. - Вода не холодная в графине? Напьешься холодного, раз-раз - и ангина!

    Степка и тут промолчал. Даже Верке-несмышленышу стало совестно - он заулыбался и засиял своими глазищами: не обижайся, мол, дядя Павел, Степка хороший, только чудной.