-  Это спуск, Сурен Давидович, эти вот крылышки.

    Сур начал крепко тереть виски. Тер со злостью, долго. Потом проговорил:

    -  Конечно, спуск. Бот именно… Где шнурок?

    Степка показал пальцем - на полу, а я поднял. Черный шнурок от ботинок, вернее, два шнурка, связанных вместе. Все четыре наконечника были целы, торчали на узлах.

    -  Понимаю, - сказал Сур. - Брезгуешь… - Принял у меня шнурок, положил в шкаф. - Напрасно все-таки брезгуешь, Степан.

    -  Он предатель, - сказал Степка, показывая на Рубченко, - а вы его жалеете!

    Я вздрогнул - рядом со мною закричал Верка:

    -  Врешь! Дядя Павел - папин друг, а не предатель, врешь!

    -  Так, мой мальчик… Степан, слушай меня: если Павел Рубченко - предатель, то и я предатель. Таких людей, как он… - Сур закашлялся. - Он не только честный воин. Не только храбрый и добрый человек. На моих глазах он двадцать лет проработал в милиции. И на фронте. И всегда был настоящим рыцарем…

    Степка молчал. Трудно было не согласиться - такой человек на виду, как в стеклянной будке. Зато Сур очнулся от своего отчаяния и продолжал говорить:

    -  Мы потеряли много времени… Необходим врач. Кто позвонит в «Скорую помощь»? Ты, Лешик? Придержите дверь. - Он осторожно поднял бластер и перенес в шкаф. Запер на два оборота. - Ах, Остапович!… Ах, Остапович!… Лучше бы… - Он осекся.

    Я знал почему. Он сто раз дал бы себя сжечь этим бластером, лишь бы не стрелять в друга. Он выстрелил, спасая нас.

    И, посмотрев на нас, он подобрался, тряхнул головой, стал по виду прежним, даже погладил Верку, как всегда, от носа к затылку.

    -  Да, тяжелое положение… В «скорую» нельзя обращаться. Степа, Алеша! Загляните в четвертый подъезд, квартира шестьдесят один. Доктор Анна Георгиевна… Пригласите ее сюда. Что сказать? У нас раненый.

    Мы побежали. Степка на ходу сказал:

    -  Правильный приказ.

    -  Почему? - спросил я.

    Он ответил:

    -  А вдруг эти уже на «скорую» пробрались?

    -  Кто - эти?

    -  С бластерами.

    -  А зачем им пробираться?

    Степка только свистнул. Тогда я возразил:

    -  Доктор Анна Георгиевна тоже могла пробраться.

    -  Чудной… - пропыхтел Степка. - Она же пенсионерка, дома принимает. Видишь табличку?

    Я видел. Квартира 61, медная яркая табличка: «Доктор А. Е. Владимирская».

    Степан позвонил и вдруг сказал свистящим шепотом:

    -  Он меня было… Того. Рубченко ваш…

    -  Он же не в тебя стрелял - в Сура!

    -  Да нет, - прошептал Степка. - Не из бластера. Он так… Глазами, что ли. Я будто помер на полсекунды.

    -  Ой, а меня… - заторопился я, но тут дверь отворилась, и из темной прихожей спросили:

    -  Ко мне?

    Я ответил, что к доктору и что в тире лежит раненый.

    -  Сейчас, ждите здесь, - сказал голос, как мне показалось, мужской.

    В прихожей зажегся свет. Мы вошли, но там уже никого не оказалось.