Причем не один раз. Словно ее обуяла совершенно необузданная ярость.
Он поискал блокнот и ручку. Вышел в коридор, но тотчас вернулся: забыл очки. Всё, можно идти.
Вопрос, в сущности, только один, думал он, направляясь в комнату для допросов. Единственный вопрос, на который важно получить ответ.
Почему они это сделали?
То, что им были нужны деньги, скорее отговорка, а не ответ.
Ответ надо искать гораздо глубже.
4
Соня Хёкберг выглядела совсем не так, как Валландер себе представлял. Он, правда, не смог бы описать, какой она ему виделась, но безусловно не похожей на ту, что сидела в комнате для допросов. Перед ним была девушка небольшого роста, худенькая, чуть ли не прозрачная. Светлые волосы до плеч, голубые глаза. На вид родная сестра мальчишки с икорного тюбика. Аккурат под стать этому Калле, думал он. Ребячливая, жизнерадостная. И уж никак не дуреха с молотком, спрятанным под курткой или в сумке.
Адвоката ее Валландер встретил в коридоре.
‑ Держится она очень собранно. Но я не уверен, что она отдает себе отчет, в чем ее подозревают, ‑ сказал Лётберг.
‑ Она не подозреваемая. Она созналась в содеянном, ‑ веско вставил Мартинссон.
‑ Молоток. Вы нашли его? ‑ спросил Валландер.
‑ Она засунула его под кровать. Даже кровь не стерла. А вот вторая девчонка выбросила нож. Ищем до сих пор.
Мартинссон отправился по своим делам. Валландер и адвокат вместе вошли в комнату для допросов. Девушка с любопытством смотрела на них. Без малейшей нервозности; Валландер кивнул, сел на стул напротив. На столе стоял диктофон. Адвокат тоже сел, так, чтобы Соня Хёкберг видела его. Валландер долго смотрел на нее. Она глаз не отвела. И вдруг спросила:
‑ Жвачки не найдется?
Валландер покачал головой. Взглянул на Лётберга, тот тоже покачал головой.
‑ Посмотрим, возможно, немного погодя организуем тебе жвачку, ‑ сказал комиссар, включив диктофон. ‑ Сперва мы побеседуем.
‑ Я уже все рассказала. Почему мне нельзя жвачку? Я могу заплатить. Ни слова не скажу, если не дадите жвачку.
Валландер подвинул к себе телефон, позвонил на вахту. Эбба наверняка все устроит, подумал он. Но, услышав в трубке незнакомый женский голос, вспомнил, что Эббы там нет. Она уже полгода на пенсии, а Валландер до сих пор не привык. Вместо нее работала молодая женщина лет тридцати, Ирена, которая раньше служила секретарем у врача и за короткое время сумела снискать симпатию всего полицейского управления. Но Валландер скучал по Эббе.
‑ Мне нужна жевательная резинка, ‑ сказал он. ‑ Не знаешь, у кого можно позаимствовать?
‑ Знаю, ‑ ответила Ирена. ‑ У меня.
Валландер положил трубку, пошел к Ирене.
‑ Для той девчонки? ‑ спросила она.
‑ Быстро соображаешь, ‑ похвалил Валландер.
Он вернулся в комнату для допросов, отдал жвачку Соне Хёкберг и тут только заметил, что забыл выключить диктофон.
‑ Начнем, ‑ сказал он. ‑ Шестое октября тысяча девятьсот девяносто седьмого года, шестнадцать часов пятнадцать минут. Допрос Сони Хёкберг. Проводит Курт Валландер.
‑ Мне что, опять рассказывать то же самое? ‑ спросила Соня.
‑ Да. И постарайся отвечать отчетливо, в микрофон.
‑ Я ведь уже все рассказала.
‑ Возможно, у меня возникнут дополнительные вопросы.
‑ Неохота мне повторять все еще раз.
На секунду Валландер вышел из себя. Уму непостижимо ‑ она не выказывает ни малейшего беспокойства, ни малейшей нервозности.
‑ Придется повторить. Ты обвиняешься в очень серьезном преступлении. И ты созналась. Обвиняют тебя в причинении тяжких телесных повреждений. А поскольку таксист очень плох, твое положение может еще ухудшиться.
Лётберг неодобрительно посмотрел на него, но промолчал. Валландер начал еще раз:
‑ Итак, тебя зовут Соня Хёкберг, а родилась ты второго февраля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. |