— Немецкие танки! Немецкие танки! — ворвался запыхавшийся связной.

     «Откуда они?» Миронов подбежал вместе с Сучком к «виллису». Радист тут же связался со штабом, и майор передал распоряжение Ванину выдвигать на прямую наводку полковую артиллерию.

     — Сколько танков? — опросил он.

     — Сказать трудно. Они обходят село с востока и запада. Пытаются взять в клещи. Понятно?!

     Миронов тут же приказал Малкову разделить дивизион на три подвижные артиллерийские группы. Одну прислать ему как резерв, а две — по одной батарее — поставить в засады на восточной и западной окраинах села.

     Вечером Миронов докладывал комдиву:

     — Товарищ полковник, полк отразил атаку немецких танков. Подбито семь машин. Допрошенный пленный немецкий офицер-танкист сообщил, что это был заблудившийся батальон из танковой дивизии Мильдера. Протокол допроса и пленные направлены к вам в штаб.

     К Андросову зашел Фруктов и положил перед ним проект приказа на отстранение Миронова от должности.

     — Я говорил вам, товарищ полковник, мальчишка он бесшабашный. Пришел в Перелазовский, не организовал охранения, а разведку послал к Зотовскому и Калмыкову. Взвод разведчиков полка, конечно, погиб. В этом я не сомневаюсь.

     Андросов сидел, подперев кулаками голову.

     Он рассматривал карту, молча слушал, потом взглянул на Фруктова:

     — Ни черта вы, майор, не разбираетесь в людях. Ну пусть, по-вашему, он мальчишка, а вы ему папа по возрасту. Но ответьте на вопрос? Кто из дивизии первым успешно прорвал оборону?

     Фруктов молчал.

     — А сейчас, если бы не Миронов, может, и нам с вами не быть здесь, в штабе новоцарицынском. Чем мы с вами отбивали бы танки?

3

     Аленцова вошла, остановилась на пороге, как сказочное привидение.

     — Вот и я, Михаил. Здравствуй!

     У Канашова расплылось в глазах ее далекое туманное очертание. Потом оно стало приближаться, будто он смотрел в бинокль, и сосредоточилось, как в фокусе, на ее лице. «Такая же — подумал он, и вдруг стало так, будто не было ни тягостной разлуки, ни мучительной ревности, ни тревожных дум и бессонных ночей. — А как мне жить без нее? Как же быть дальше? Как прожить на свете без ее умных и красивых глаз, без ее по-девичьи сдержанной ласки, смешных ее причудливых капризов, без ее простых, целительных и обнадеживающих: «Все будет хорошо, Миша». Как в сказке, пришла она и сняла тот постоянно давивший его сердце камень, и стало так легко и хорошо, что невольно хотелось запеть.

     Она нарушила нелегкую, чуть затянувшуюся молчаливую паузу:

     — Не веришь, что я пришла? Не признаешь или не принимаешь?

     Канашов улыбнулся своей широкой улыбкой и быстро пошел ей навстречу.

     — Верил, верю, признаю и принимаю. — И он схватил Аленцову в свои сильные руки, обнял и прильнул к губам.

     — Тише, тише, Михаил! Слышишь! Мне-то известно, не обидел тебя бог силенкой.