– Море подождет, – твердо ответил Самсон Ильич.

Прошкин на цыпочках покинул квартиру. И только тогда Лукин смог расслабиться. Он раскрыл дверцы книжных шкафов, прошелся пальцами по корешкам, вспоминая прежние прикосновения к книгам. Наугад вытаскивал том, раскрывал его на первой попавшейся странице и радовался как ребенок, радовался тому, что помнит содержание книги. Он помнил эти рисунки, помнил отчетливо, лучше, чем любой другой человек помнит линии на собственной ладони.

– Отдых, – ворчал Самсон Ильич. – Какой, к черту, отдых, когда кругом столько дел! Пока я прохлаждался за колючей проволокой, другие ушли вперед. Да, я был богат, но теперь те жалкие тысяч пятьдесят – шестьдесят, которые у меня остались, – копейки по сравнению с тем, что можно заработать. Сегодня есть возможность поставить дело на широкую ногу, лишь бы зацепиться за что-то стоящее.

Прошло всего полчаса, а Лукин уже окончательно освоился в квартире. Ему казалось, он никогда и не покидал ее. Дышалось легко и свободно.

– Следователь, – вспомнил Самсон Ильич. – Прикончить бы, суку! Но.., пусть живет. Вряд ли он выбился в люди, жаль, Прошкина забыл о нем расспросить.

Он выдвинул ящик письменного стола и увидел пожелтевшие бумаги, исписанные его собственной рукой. Приподнял. Под бумагами лежала стопочка визиток, стянутая черной аптекарской резинкой.

– Ай да Прошкин, ай да сукин сын! – рассмеялся Самсон Ильич.

Визитки были изъяты в ходе следствия, людей таскали на допросы, пытаясь что-нибудь накопать на Лукина. Как Прошкину удалось вытащить их из материалов дела, сданного в архив, для Лукина оставалось загадкой.

"Деньги способны делать все. Мелочь, но приятно. Значит, в меня верят, упущено лишь время, и я его спрессую”.

Ровно через два часа после того, как Самсон Ильич остался один, в квартире раздалась мелодичная трель звонка.

"Звонок зря сменили, я как-то привык к обыкновенному зуммеру”.

Прошкин был немного напряжен. Он не знал, чем стали для Лукина два часа одиночества – временем счастливых воспоминаний или тоской по утраченным годам.

Лукин выглядел решительным.

– Заходи, – сказал он Прошкину так, будто они долго не виделись.

– Рад за тебя, Самсон Ильич, ты теперь на полном ходу.

– Разумеется. Со старыми партнерами связь держишь?

– Непременно. Но из них многие ушли.

– Дело начнется – сами вернутся. Ты лучше скажи, сколько денег у меня осталось?

– Это тебе виднее, – усмехнулся Прошкин, – наверное, ты кое-что и без моего ведома прикопил?

– Я конкретный вопрос задал.

– Шестьдесят тысяч, – Прошкин развел руками. – Могло остаться и меньше, но я за ремонт деньги с тебя не взял, твоя доля в деле крутилась, процентами обросла. На первое время хватит.

– Негусто, – Лукин присвистнул.

– Примета плохая – свистеть, деньги в доме переведутся, – нервно засмеялся Прошкин.

– Главное, чтобы приход денег не прекращался, тогда и тратить их можно.

– Узнаю тебя прежнего.

– Сам я первое время светиться не хочу, – говорил Лукин, – придется тебе с людьми дело иметь.

– Было бы что им предлагать, – осторожно заметил адвокат Прошкин.

– Я кое-что припрятал из товара.

– Даже я об этом не знал.

– Тебе не обязательно все знать.

– Учти, – напомнил Прошкин, – в России цены изменились, теперь иногда выгоднее внутри страны продать, чем за границу вывозить.