Наконец прикатили куда‑то. С лязгом отворили задние двери. Пинками вытряхнули из фургонов. Они еле успели оглядеться.

Фургоны стояли в обширном темном дворе, окруженном высоким забором, за которым высились, освещенные луной, шумящие сосны. С диким рыком и лаем, вставая на дыбы и вздымая шерсть на загривках, на длинных цепях бесновались несколько кавказских овчарок.

Озираться и разглядывать местность не пришлось. Подталкивая автоматами, их погнали к огромному загородному дому, похожему на дорогой дачный особняк, в котором светилось всего одно узкое окно. Ввели в дом, провели коридорами и оставили одних в роскошно обставленной гостиной с камином.

Здесь было довольно светло, в камине потрескивал огонь. Всюду – на стенах и на полу – дорогие ковры. Добротная старомодная мебель красного дерева, в высоких книжных шкафах – многотомные энциклопедии, иностранные словари, собрания сочинений. В нише темнел экран большого японского телевизора, на нем на подставке из прозрачного оргстекла красовалась модель‑копия голубой подводной лодки с золотым штырьком перископа над рубкой.

Помещение, судя по всему, было жилое, и в то же время по каким‑то неуловимым признакам в нем угадывалось нечто казенное. Почему‑то все шестеро почувствовали это сразу.

– Госдача, – шепнул Док Пастуху. – Или вроде того.

Сергей глазами показал, чтобы тот помалкивал.

Вошел плотный человек в дорогом темно‑сером штатском костюме. Однако походка и выправка легко выдавали в нем военного, скорее всего из спецподразделения: не то «медведя» – телохранителя, не то опера‑"волкодава".

Лицо его скрывала черная вязаная шапка‑маска с прорезями для глаз, и такая экипировка выглядела непривычно, как‑то не вязалась с цивильной одеждой.

Вошедший достал ключ, молча, переходя от одного к другому, снял с каждого по очереди наручники. Вручил единственному курящему из них, Ивану, пачку сигарет, зажигалку и отступил на шаг.

– Значит, так, господа, – сказал он. – Люди вы опытные, военные, лишних объяснений не требуется. Сопротивление, бегство и прочую дурь из головы можно выбросить сразу. Есть вопросы, пожелания?

Все шестеро молчали. Но вдруг поднял голову Трубач.

– У меня в нашей машине остался саксофон, друзья подарили. Так чтобы был в целости и сохранности.

Человек в маске усмехнулся.

– Если господин Ухов считает, что это для него сейчас самое актуальное, то может не волноваться.

– Кто вы и что вам надо? – резко спросил Пастух.

– В течение часа вам ответят на кое‑какие вопросы, – спокойно сообщил тот и вышел.

Все понимали: обсуждать что‑либо в этих стенах глупо и бессмысленно.

Растирая запястья, молча переглядываясь и рассматривая обстановку, расселись по креслам. Перегудов закурил и, закинув голову, закрыл глаза.

– Боюсь, Коля, – сказал Артист, – тут тебе не твоя Матросская Тишина. Тут дурдом посерьезнее.

– Тюряга тут, а не дурдом, – сквозь зубы процедил Трубач. – Натуральная гэбэшная хаза.

– Ошибаетесь, Николай Михайлович, – вдруг раздался чей‑то внушительный мужской голос из невидимого динамика. – Вы попали совсем в другое место. Нам предстоит очень серьезный разговор. Но прежде мне бы хотелось, чтобы вы ясно осознали свое положение. От вас потребуется тридцать минут внимания. Потом продолжим беседу.

Огромный экран телевизора вспыхнул и засветился. Возникло превосходное цветное изображение: вот они все шестеро сидят на полянке у костра, дружно сдвигая солдатские кружки, вот Трубач отправляется к «патролу» и, остолбенев, молча смотрит на коробку с саксофоном… На всех кадрах в углу четко фиксировались электронные цифры тайм‑кода: число, месяц, год, часы, бегущие минуты и секунды записи.