Но и враги бились жестоко, умело, ловко. Женщины в зеленом платье, что прикинулась, будто ее сбила машина, уже и след простыл. Не иначе с ними, из их банды. Подлюка!

Вдруг неподалеку, за поворотом дороги, бахнул выстрел и над лесом, осветив все адским багровым заревом, шипя, взлетела яркая, как алая сварка, сигнальная ракета.

Разом погасли все фары и фонари, кроме двух трофейных, что достались в бою Мухе и Трубачу. Натиск противников как обрезало. Они метнулись в тень, таща на себе раненых, поймавших особо меткие увесистые удары. Взревели моторы их «джипов», и они унеслись в сторону трассы.

– Ну, – тяжело дыша, оглядел свою команду Пастух. – Все целы?

– Что за финты? – сплюнув, хрипло спросил Артист. – Чего им надо было? Почему не стреляли?

– Слишком много вопросов, – перебил Пастух. – У меня всего один – почему они свалили? Ведь точно готовили захват.

– Ладно, – потирая руку, сказал Док. – Может, когда и узнаем. Поехали!

Избитые, грязные, в кровоточащих ссадинах, с рассеченными руками, они торопливо забрались в свою машину.

Мчались в темноту, навстречу неизвестности. Все чувствовали: история не закончилась и, хотя у противника сейчас явно что‑то сорвалось, ждать теперь можно чего угодно. Артист машинально взглянул на часы – случившееся заняло всего три минуты.

Проехали чуть больше километра, как вдруг опять заметили впереди на дороге какой‑то странный предмет. Снова что‑то зеленое… темное… И только приблизившись, поняли – та женщина в зеленом. Вернее, все, что от нее осталось: она была только что раздавлена тяжелыми колесами одного из вражеских «джипов». Даже они, навидавшиеся всякого на войне, невольно отвели глаза.

– Выходит, не с ними она была, – прошептал Артист. – Эх, бедняга… – Слушайте, а ведь теперь она на нас будет! – воскликнул Боцман. – Точно навесят!

Останавливаться больше не рискнули. И так было ясно – ей уже не помочь.

Хохлов осторожно объехал тело, впритык подавшись к обочине, и снова нажал на газ. Ехали молча.

– Через километр – трасса. Вон за тем поворотом, – показал Трубач, который хорошо знал эту местность. – Слышь, Боцман, гони потише. Надо осмотреться.

– Подфарники выруби, – подсказал Трубач.

– Блеск! – усмехнулся Артист. – Ни в чем не виноваты, а уже менжуемся, как побитые собаки.

– Нормальная психология, – мрачно кивнул Док. – Российская… Боцман выключил габаритки и резко сбавил скорость. Двигаясь не быстрее десяти километров в час, вползли на горку, откуда открывалась трасса. До нее оставалось метров восемьсот. В вечерней темноте по шоссе, как по столичному проспекту, сплошной вереницей мчались огни. Сотни людей возвращались с дач после выходных. Там, где бетонная отвилка примыкала к широкой трассе, перегородив ее, стояло несколько машин.

– Тормозни‑ка, – вытянув шею, произнес Артист и достал бинокль. Навел, вгляделся и молча передал Пастуху, тот – Доку.

– Поворачивай оглобли, – сказал Перегудов Боцману. – Гаишники, ментура, народ с автоматами… Полный ансамбль. Не иначе по нашу душу.

– А ведь тех – пропустили, – заметил Сергей. – Делайте выводы.

Боцман включил задний ход, потихоньку осаживая, сполз назад под уклон.