Предосторожность не лишняя: время сейчас лихое, а старая психушка, что на улице Матросская Тишина, вплотную соседствовала с не менее мрачным одноименным учреждением – известной не только всей Москве, но и всей России следственной тюрьмой.

Оба сопредельных спецобъекта с известных пор охранялись особо строго и тщательно. Психушка, как, впрочем, и все столичные больницы, – с первых дней чеченской войны и после нашумевших московских взрывов и угроз Радуева и Басаева.

А угрюмый высоченный тюремный замок СИЗО – после фантастического побега киллера Солоника.

– Та‑а‑ак, – протянул Мухин. – Без гранат не прорвемся.

– Да, брат. С наскока не возьмешь. Пойдем простым советским путем.

Переговоры беру на себя.

– С «каштанами» не договоришься, – вздохнул Олег.

Артист хмыкнул:

– Не трепыхайся, Муха! Мы при оружии куда большей убойной силы.

Он прижал к груди пышный букет роскошных роз и решительно направился к воротам больницы.

Послеполуденное солнце палило нещадно. Но разомлевшие омоновцы были начекуленивой хозяйской поступью шагнули навстречу неурочным посетителям. Широко расставив на американский манер ноги, загородили проход.

– Больница закрыта – мертвый час… – уминая жевательную резинку, процедил один из них. В то же время он оценивающе рассматривал превосходно одетых Артиста и Муху. – Вход строго по пропускам.

– "Вот братан меня встречает у ворот… – засмеялся Семен, цитируя Галича, – он меня за опоздание корит… Говорит: скорее выпьем по одной, мертвый час сейчас у психов, говорит…"

– Чего‑чего? – набычился грозный страж. – Какой я тебе братан?

– Эх, сержант! – укоризненно покачал головой Артист. – Что ж ты, блин, песен народных не знаешь?

– Чево‑о? Какие еще песни?

– А вот послушай, – подмигнул Артист и затянул вполголоса:

«Дубняка» я взял пол‑литра, косхалвы,

Пиво «Рижское» и керченскую сельдь,

И поехал я в Белые Столбы,

На братана да на психов посмотреть…

Охранники при оружии и дубинках подозрительно уставились на певца. И Злотников, поманив их поближе, допел до конца знаменитую когда‑то песенку.

Парни разулыбались, загоготали, расслабились.

– Короче, все, как в песне, – закончил Семен. – Тут у нас, парни, брат лежит.

Брат по оружию. Мы мигом. Только цветочки отдать да передачу. Пусть подкормится.

О'кей?

Омоновцы мгновенно посуровели.

– Ты нам тут петь кончай, понял? Сказано: пропуска гони!

– Есть и пропуска, – миролюбиво сказал Артист, понимающе глядя в их сытые физиономии. – Даже постоянные… Держите!

Тут произошло как бы легкое общее замешательство, в солнечном луче на миг мелькнул зеленоватый узор вокруг «двадцатки» на уголке приятно шуршащего шелковистого «пропуска» – и в ту же минуту посетители уже оказались на территории психиатрической больницы.

– Вот за что я люблю наши времена! – заметил Семен, когда они быстро зашагали по асфальтовой дорожке, держа азимут согласно маршрутной карте, начертанной Доком. – Заметь, Муха, несмотря на жуткие строгости, насколько людям стало легче понимать друг друга!

У входа в больничный корпус, означенный на плане звездочкой, тоже маялся на часах дежурный в камуфляже, но и он, в подтверждение жизненных наблюдений Артиста, оказался человеком на удивление чутким и понимающим.

Второй этаж, третий… А вот и вывеска рядом с белой дверью: «Кризисный центр.