Второй этаж, третий… А вот и вывеска рядом с белой дверью: «Кризисный центр. Отделение реабилитации».

– Ага! – сказал Артист.

Муха потянул ручку, но дверь, как и предсказывал Перегудов, оказалась запертой. Стерегли пациентов бдительно.

Артист нажал на кнопку звонка. Однако никто не появился. Что ж, мертвый час на то и мертвый час.

Они оглядели маленький холл – жалкие пальмочки, мягкие кресла, акварельные цветочки и пейзажики на стенах… Все окна, как и лестничные пролеты, были предусмотрительно забраны прочными толстыми решетками и стальной сеткой, окрашенными белой краской. Такие, значит, здесь действовали правила и порядки.

Да и понятно: ведь здесь, в этом «кризисном» пытались таблетками и уговорами спасти безутешных печальников и возможных самоубийц.

– Время – деньги, – сказал Артист. – Даже в желтом доме. Ускорим ход событий…Он снова и куда настойчивей надавил на звонок.

Наконец в дверном замке с той стороны что‑то лязгнуло и перед ними предстала важная дама в белоснежном халате.

– Вы что трезвоните, молодые люди? Как вы сюда попали? Вход в отделение строго воспрещен! Кто вы такие?

~ Это вам, доктор! Здравствуйте! – Артист одновременно смущенно и чарующе улыбнулся, шагнул навстречу и порывисто протянул ей огромный букет. – Вы столько сделали для нас! Вы спасли мою девушку… Таню Иванову, помните? Она тут лежала у вас… Прошлой весной… Мы еще о ней с вами в кабинете говорили – помните?

Взволнованная искренность его интонации обезоружила бы любого.

– Иванова? – опешила даже эта тертая‑перетертая психиатриня. – Подождите… подождите… Какая еще Иванова? У меня этих Ивановых знаете сколько перебывало?

Однако, ошеломленная благородным натиском, она уже обеими руками еле удерживала тяжелый букет благоухающих роз.

– Да вы сейчас вспомните… – взволнованно говорил Артист, – ее трудно забыть… Дела любовные, ошибки молодости… Вы не уделили бы мне буквально десять минуточек? Ну хотя бы пять. Ведь все тогда из‑за меня получилось, понимаете… – Ну… – профессионально озаботилась женщина‑психиатр и, отступив на шаг, пропустила Семена в дверь ординаторской. – Что же, коли так, зайдите, пожалуйста.

Только напомните все‑таки… Полуобернувшись, Злотников успел глазами подать товарищу едва заметный знак: действуй!

Муха обнаружил того, к кому они шли, на койке в двухместной палате. На счастье, он был один. Лежал ничком, уткнувшись в подушку, и сопел в обе ноздри.

Олег оглянулся, быстро шагнул к кровати, наклонился над спящим. В эту минуту влетел Артист и громко шепнул:

– Порядок! Побежала историю болезни искать… У нас полторы минуты! – И не переведя духа, негромко скомандовал:

– Лейтенант Ухов! Вста‑ать!

Спящего будто подбросило током. Он резко рванулся и уставился на вошедшихогромный курносый мужчина в измятом спортивном костюме, из‑за обширной лысины и растрепанной бороды казавшийся намного старше своих лет.

– Сопротивление бесполезно, – быстро выговорил Семен. – Следуйте с нами!

– Да вы что, мужики, куда? – очумело, будто еще не вырвавшись из сна, забормотал Ухов, быстро переводя взгляд с одного на другого. – Вы хоть соображаете, что будет? – приговаривал он, торопливо нашаривая ногой тапочки под кроватью. – Тут как в Бастилии.

– Без глупостей, Ухов! – оборвал Семен. – Никаких Бастилии! Да шевелитесь вы!

Ну‑у!

Муха выглянул в коридор и подал знак Артисту:

– Чисто! Выводи.