Разве ты не бежал, словно спасая свою жизнь?
– Еще как, причем дважды задень. Но мне по‑прежнему неловко из‑за того, что я не предупредил Хиллари.
– Ты чувствуешь себя виноватым из‑за ее пурпурной головы? – хихикнула Джен. – Ничего страшного, переживет. Вспомни, мы потащились на эту вечеринку расследовать похищение, а не выручать кучку избалованных сынков и дочек богатеев.
Я слегка отстранился, чтобы лучше рассмотреть улыбку на ее губах.
– А ты не находишь, что похожа на этих ребят? Я имею в виду «антиклиента»?
– Хм… не сказала бы, что они мне нравятся. – Она откинулась на старой кушетке и вздохнула. – Наверное, они опасны, я беспокоюсь насчет Мэнди и, конечно, не хотела бы попасться им в руки.
– Но…
– Но мне нравится их стиль, – сказала она и улыбнулась. – А тебе?
Я хотел возразить, но передумал. Против правды не попрешь: «антиклиент», несомненно, обладал стилем. Все у них было в струю, причем крутизну они использовали новым, оригинальным способом. Я потратил годы, изучая, как инноваторы меняют мир, и процесс этот всегда бы не прямым, а вероятностным, отфильтрованным сквозь сито деятельности охотников за крутизной, трендсеттеров и, наконец, гигантских компаний, в то время как сами инноваторы оставались невидимыми.
Это как в эпидемии: пациента ноль всегда труднее всего выявить. Следить за тем, как инноватор предпринимает прямые действия, это просто здорово. Завораживает. «Антиклиент» снимал рекламные клипы, устраивал презентации, проводил свою собственную, причудливую маркетинговую кампанию.
Мне хотелось посмотреть, каков будет следующий шаг.
– Возможно, – признал я. – Но чего, по‑твоему, они добиваются?
– В долговременной перспективе?
Джен глотнула кофе.
– Думаю, ты был прав насчет булыжников.
– «Антиклиент» хочет пошвыряться камнями?
– Нет. Ну, может, немножко и пошвыряется: булыжник туда, булыжник сюда. Не это главное. По моему разумению, его цель – ослабить раствор, удерживающий кладку мостовой.
Я нахмурился: такой ход мысли казался чреватым головной болью пака‑пака.
– Не могла бы ты чуточку прояснить свою метафору?
Джен покачала головой.
– Ты знаешь, что за раствор я имею в виду. Нечто, контролирующее образ мыслей каждого, то, как он видит мир.
– Рекламу?
– Это не просто реклама, а целая система: маркетинговые категории, племенные границы, все те конструкции, в которые улавливаются люди. Или в которых замыкаются.
Я покачал головой.
– Не знаю. Нулевой выпуск «Хой Аристой» ведет огонь из пушек по воробьям. Я имею в виду – что они хотят показать? Что избалованные отпрыски богатых семей смешны? Я не вижу здесь ничего революционно нового.
– Ты по‑прежнему хотел бы рассказать Хиллари Дефис о том, что видел в «Подвижной дурилке»? С ее связями она, вероятно, могла бы остановить все еще до того, как заработал печатный станок.
Я рассмеялся.
– Черт возьми, нет, конечно!
– Вот именно, Хантер. Раз ты хочешь это отправить, значит, хочешь посмотреть, что выйдет. Каждый, кто получит экземпляр в руки, жадно проглотит каждую страницу, даже те несчастные люди на картинках. Потому что это информация извне. И мы все изголодались по ней.
– Но что в итоге это даст?
– Как я уже говорила, это ослабит раствор, цементирующий каменную кладку.
– И они смогут швырять больше камней?
– Нет, Хантер. Ты что, еще не въехал? «Антиклиент» не просто хочет пошвыряться камнями. |