– Давай, говори. Ты же не ребенок, Коринаам. Нечего меня стесняться!

– Прошу вас, принц…

– А я тебе приказываю.

– Знание этого слова не существенно для вашей дипломатической работы.

– Откуда тебе знать? Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что оно значит.

Лоб Коринаама от смущения стал желто‑зеленым. Он подавил новый приступ смеха и произнес, с большим трудом выталкивая из себя слова:

– Это означает… приблизительно… «Врата моего тела для тебя открыты». С такими словами женщина обращается к мужчине. В этом случае женщины и мужчины употребляют различные формы глагола.

Теперь Харпириас понял, почему девушку так рассмешило, когда он повторил это слово, обращаясь к ней. Это была просто грамматическая ошибка: мужчина употребил женский оборот речи. Но в чем же непристойность, которую Коринаам увидел в этом слове? Врата ее тела действительно были открыты. Она просто описывала ситуацию, которая в тот момент имела место. Если он по неведению употребил не правильную форму глагола, когда повторил то, что она сказала, ну, никто ведь и не ждал от него умения разбираться в тонкостях грамматики отиноров.

Он бросил озадаченный взгляд на метаморфа. Коринаам отвернулся от него в сторону и застенчиво смотрел в землю.

– Я не нахожу ничего неприличного в этой фразе, – сказал Харпириас. – Возможно, она эротична, но не оскорбительна.

– Этот образ… они считают, что тело имеет врата… – Коринаам больше не мог продолжать.

– Но так оно и есть. Во всяком случае, женское тело. Объясни мне, почему человек – особенно такая дикарка, как она, простая, неиспорченная нелепостями цивилизации – должна видеть непристойность в простой анатомической метафоре?

– Она, вероятно, и не видит, – ответил Коринаам. Метаморф никогда еще не выглядел таким смущенным. – Это я вижу. Если не возражаете, принц, можем мы поговорить о чем‑нибудь другом?

Харпириас получил еще одно напоминание о том, насколько чуждым существом был в действительности его спутник. Да, они получили политическое равноправие на всем Маджипуре и их королева была официально причислена к сонму властителей планеты, но тем не менее, думал Харпириас, они отличаются от всех, отличаются чем‑то таким, что невозможно определить… существа, странные гибкие тела которых функционируют на основе уникальных принципов и ум которых способен считать простую мысль о существовании в женском теле входа грубой непристойностью…

«Интересно, как метаморфы занимаются любовью?» – подумал он.

И понял, что не имеет представления. И что ему не хочется это знать.

Они с Коринаамом расстались у дома для гостей, и Харпириас немного постоял на площади, глядя в небо. Оно стало темным, серым, с металлическим оттенком, словно лист холодного железа Редкие снежинки плавно кружились над головой.

Надвигался буран, уже повалил снег, а ведь сейчас канун летних охотничьих увеселений!

На его глазах снегопад заметно усилился. Старый, почерневший лед площади припорошило тонким слоем белого снега. Середина лета! Середина лета! Харпириас чувствовал, как твердые снежинки впиваются в его поднятое кверху лицо. Как это все непонятно… Куда ни повернись, его окружают странности. Если он когда‑либо вернется отсюда, ему будет что порассказать.

В ту ночь девушка снова пришла к нему. Буран к тому времени уже прекратился, но снега выпало довольно много. Мальчишки с метлами из соломы вышли на площадь и убирали высокие сугробы там, где они завалили выходы из домов.

Харпириас во время обеда выяснил у Коринаама, как по‑отинорски спросить «Как тебя зовут?», и когда девушка пришла, задал ей этот вопрос.

– Ивла Йевикеник, – ответила она.