— Вот я тебя и поймал одну, Маня! — воскликнул Хитрово, входя в предбанник.

Он обнял её, поцеловал распущенные ниже бёдер золотистые волосы и стал снимать с жены рубаху. Жарко выдохнул:

— Не забыла меня?

Она затуманенным взором посмотрела в его глаза, и уголки её запунцовавших губ приподнялись в призывной улыбке.

3

Москва просыпалась рано, ударили, спугнув городских ворон, колокола сорока сороков стольных церквей и соборов к утрене, проснулся государь в своём дворце, проснулись бояре, служилые и прочие люди, и всяк поспешил восславить Господа за то, что даровал он православному миру новый светлый день.

Хитрово встретил утро в крестовой комнате, стоя на коленях перед образами. Рядом с ним молилась жена. Стоя на коленях позади хозяев, творили молитву ближние слуги. В комнате было душно, зыбко трепетали огоньки лампад, но никто не спешил выйти вон, молились долго и истово.

После утренней молитвы Хитрово поднялся в комнату, где хранилась парадная, для выхода во дворец, одежда. На исподнее он надел красную шёлковую рубашку и пристегнул к ней вышитый золотом и унизанный жемчугом воротник, затем короткие до колен суконные штаны, шерстяные чулки и красные из персидского сафьяна сапоги, подпоясался дорогим в золотых бляхах и пластинах прадедовским поясом и застегнул его на крючки. Первой верхней одеждой был тафтяной зипун без рукавов; второй — кафтан с длинными до колен рукавами из красного сукна с жёлтыми нашивками на груди. Поверх всего Хитрово надел шубу до пят из чёрнобурых лисиц, крытую красным английским сукном. Довершала одеяние остроконечная шапка из куницы.

Выбрав, из нескольких палок одну с набалдашником из слоновой кости, Хитрово вышел на крыльцо, возле которого конюх держал под уздцы Буяна. Жеребец для парадного выезда был убран богато и нарядно, уздечка, седло, стремена украшены серебряными бляхами, на копытах привешаны колокольчики, а к луке седла, обитого красным сафьяном, прикреплены маленькие литавры. Хитрово, отягченный одеяниями, влез в седло, взял в руки короткий бич с рукояткой из татарской жимолости, ударил им в литавры, и жеребец, приплясывая, вынес его со двора.

Несмотря на ранний час, на улице было людно. Москвичи спешили на торг, широко раскинувшийся возле Кремля на Красной площади. В основном, это были простолюдины, мелкие торговцы и малоденежные покупатели, поспешавшие приобрести какую-нибудь еду или одежду, пока продавцы не установят дневную цену, которую позднее сбить будет трудно. Среди толпы виднелись всадники, это служивые люди дворянского звания направлялись в приказы или на царский двор. Чем ближе к Кремлю, тем больше нищих; они, не страшась бичей, бросались под ноги лошадей и вопили:

— Подай мне, и зарежь меня! Подай мне, и убей меня!

Несколько нищих бросились к Хитрово с ужасным криком, обнажая беззубые, изъязвлённые рты, он ударил их несколько раз бичом, и они с воем откатились прочь. И никто не обратил на это внимания, люди шли мимо, каждый занятый своим делом.

Перед Фроловскими воротами было попросторней, здесь стояли стрельцы, охранявшие Кремль, перед рвом находилась большая пушка, горкой лежали ядра, горел костёр. Лед во рву подтаял, и из него отвратно пахло гнилью. Проезжая через мостик к воротам, Хитрово мельком глянул вниз и увидел вмерзший в лед, наполовину исклеванный воронами, лошадиный труп. Хитрово сплюнул через плечо, и стременами послал жеребца в ворота.

Площадь перед государевым дворцом была заполнена людьми. Здесь находились стрельцы охранявшего царя Стремянного приказа, стряпчие и стольники, их место было не во дворце, а не далее царского крыльца, где они и толпились, ожидая, что кого-нибудь выкликнут и дадут поручение, которое их выделит и отличит от других искателей государевой милости.