— Выпью за этого строптивца, — сказал жене и опять замотал головой. — Жаль, Хатиджа, что такие люди — против нас. — Якши налил ещё, опять выпил и задумчиво произнёс: — Но он уйдёт от них, как ушёл я, — это неизбежно.

— Якши-хан, — подсела к нему Хатиджа. — Ты бы сходил, навестил отца. Он, наверное, ждёт тебя, по делу ведь приехал.

— Я знаю, зачем он приехал. Самое лучшее сейчас — нам с ним не встречаться… — Якши-Мамед снял со стенки дутар, подкрутил калок и ударил по струнам:

Якши пел, склонившись над дутаром, и не увидел, как отошёл в сторону килим и в кибитке появился Кият. Не поздоровавшись, и не нарушая блаженной минуты сына, он постоял немного и только потом кашлянул. Хатиджа, сидевшая спиной к выходу, мгновенно повернулась и встала.

— Вий, Кият-ага к нам пожаловал!

Якши-Мамед вздрогнул и быстро отложил дутар в сторону. На лице его изобразилась испуганная улыбка. Старик был хмур. Его прищуренные глаза выражали презрение. Власть его взгляда настолько была сильна, что Якши не выдержал, залепетал:

— Отец, я только приехал из Кызгырана… Там мы лошадей себе присматривали… Я ещё не отдохнул даже и не выпил чашки чаю. Я собирался к тебе…

— Хороших лошадей присмотрел? — спросил насмешливо Кият, прошёл в глубину кибитки и сел на почётное место.

— Ничего у них кони, хорошие, — отвечал Якши-Мамед, ставя перед отцом чайник, пиалу и вазу с конфетами.

— Надо будет купить тех лошадей, Якши, они могут пригодиться. Собираемся в Хиву наведаться.

— Кто собирается? — спросил сын, сделав вид, что не понимает, о чём идёт речь.

— Все собираются, — запросто отвечал Кият-хан. — И ты свою сотню поведёшь.

Якши-Мамед насупился и с минуту сидел молча, словно искал силы, которые смогли бы помочь ему в разговоре с отцом. «Ну что ж, что отец! — мысленно храбрился он. — Ради общего дела и отца не пощадишь!»— Наконец и вслух сказал, не менее храбро:

— Отец, я не знаю, каким ветром тебя опять подняло с места, но на этот раз ты зря сюда прилетел и своих урусов привёл. Ханы Атрека отныне не станут воевать за русских. Больше мы не допустим, чтобы проливалась кровь наших джигитов во имя чьих-то чужих интересов. Ныне мы бережём каждого нашего воина. Они нам пригодятся… Я и наш сердар Махтумкули не допустим, чтобы ты ездил по аулам Атрека и поднимал народ против Хивы.

Кият-хан внимательно выслушал сына и даже не повёл бровью. Потом сказал очень спокойно:

— Но вас ведь всего двое: ты да Махтумкули. А старшин приедет на маслахат много. Больше ста человек. Они и скажут, что нам делать. Если пойдёте против всех, вас двоих выкинем, как бешеных собак. Запомни!

Кият отодвинул пиалу и, покряхтывая, тяжело стал подниматься.

— Сядь, отец, не спеши, — забеспокоился Якши-Мамед.

— Сядьте, сядьте, хан-ага, зачем обижаться? — поспешила на помощь Хатиджа. — Я только что ужин поставила…

— Где твоя былая гордость, отец? Где твоя мудрость? — заныл Якши, видя, что старец сел на прежнее место. — Неужели ты не видишь, что мы только игрушка в руках царя?! Царь захочет — с голоду уморит.

— Ты, Якши, три года назад дал расписку царю в том, что берёшь, заимообразно шесть тысяч пудов муки? Ты не отдал ни зёрнышка, и русский царь не спросил с тебя ни зёрнышка.