Изменить размер шрифта - +

— Нет, нет, не упрашивай… Давно уже ищут, наверно.

Она поднялась, отвязала коня и подождала, пока он встанет. Якши-Мамед собирался неохотно, лениво встряхнул попону, бросил на спину лошади, принялся седлать скакуна. Вскоре, подминая хрупкий камыш, они выехали к протоку, одолели его и оказались на своём берегу. Он ссадил жену с коня и ещё раз прижал к груди. Хатиджа хотела взять кумган, с которым пришла за водой, но его на месте не оказалось. Неуя^ели их выследили? Из темноты вдруг донеслось ворчание, мелькнула тень и пропала.

— Ну вот и кончились наши встречи, — сказала печально Хатиджа и тем удивила мужа. Ему казалось, она рада отвязаться от него, а получается наоборот: её повергла в отчаяние тяжесть разлуки.

— Завтра мне из дому не уйти, — быстро заговорила она. — Нас выследили… Милый мой, джигит мой, — зашептала страстно, гладя ладонями лицо мужа. — Ты быстрей неси свой калым, расплатись с отцом… Не могу я без тебя… — И, отпрянув, заспешила к кибиткам аула, где из тамдыров вырывались огненные языки и в отсветах огня мелькали людские силуэты.

Утром, попрощавшись с сестрой, Якши-Мамед, как ни в чём не бывало, подъехал ко двору тестя. Слез с коня, но в кибитку к Назар-Мергену не вошёл. Увидев тёщу Сенем, позвал её:

— Хов, Сенем-эне, хозяина, кажись, дома нет? Заехал к вам сказать «саг бол», а заодно и на жёнушку свою взглянуть.

Сенем, заливаясь краской от возмущения (это, конечно, она вчера следила за дочерью), сказала с укором:

— Принесёшь калым, тогда и увидишь свою красавицу. Спит она — намаялась, работы вчера было много.

Якши-Мамед засмеялся, сказал ещё раз «хош, саг бол» и подался на дорогу, ведущую к Атреку.

Едва он выехал из селения и миновал бугор Кумыш-Тёпе, заслонявший собой море, как увидел впереди на морском горизонте сразу пять кораблей. «Наверно гости теперь на берегу той справляют. Приехал отец, ишан, да и Аман-Назар не зря туда спешил», — подумал Якши-Мамед, невольно пришпоривая коня. В дороге он нагнал группу джигитов-гургенцев и до самого Атрека ехал с ними вместе. Они спрашивали у него: кто приплыл, зачем. Он не знал, что им отвечать, и отмалчивался.

Солнце уже садилось за горизонт, когда Якши-Мамед подъехал к своим кибиткам и слез с коня. Первым, кого он увидел, была мать, Кейик-ханым. Одетая по-праздничному, в малиновом кетени и бордовом борыке, она вышла из юрты, бряцая тяжёлыми украшениями из серебра. Судя по тому, что ни своих, ни приезжих в ауле нет, Якши-Мамед понял — мать ждёт гостей, должны приехать сюда с кораблей, а все именитые люди аула сейчас находятся там, у русских. Молодой хан недовольно и неловко поприветствовал мать и спросил:

— Кадыр-Мамед где?

— Там… Все там, сынок, тебя одного нет, — ответила она строго.

— Отец тоже у них?

— Нет, Кият на Дардже. Говорят, приболел.

— Без Кията они не ступят на наш берег, — сказал Якши-Мамед и направился к своей кибитке, возле которой стояла старшая жена.

— Какие новости? — спросил он, недовольно ощупывая её глазами и сравнивая с Хатиджой.

— Новости для всех одни, мой хан. Русские пожаловали.

— Слышал уже. Ещё что?

— Люди много раз приходили. Очень ждут тебя, мой хан. Хотят мстить кому-то.

— Мстить? — удивился Якши-Мамед и посмотрел в сторону соседнего порядка кибиток, где жили рыбаки и джигиты, преданные ему.

Там действительно давно поджидали своего хана, и сейчас, увидев, что он вернулся, к его кибиткам направились человек пять-шесть. Он подождал их и пригласил к себе в юрту, сказав жене, чтобы подала чай и что-нибудь закусить.

Быстрый переход