Они не спешили выкладывать, с чем пришли. Якши-Мамеду хотя и не терпелось узнать, но раньше надо было «согреть сердце и успокоить душу» — слишком много хлопот опять появилось на туркменском берегу.
— Да, йигитлер, — сказал он философски, — мир подвержен распрям и дружбе, спорам и любви… — И потянулся к сундуку. Подняв крышку, он достал бутылку рома и несколько хрустальных рюмок. Туркмены легонько зароптали. Все знали слабость своего хана, и все знали, где он этому научился. Никто не мог сказать ему «брось эту дрянь», но и он никого из них не мог заставить выпить этот «напиток богов». Всякий раз, когда Якши-Мамед наполнял первую рюмку, он вспоминал и напоминал сидящим о том, что в юности жил у генерала на Кавказе, знал всех боевых офицеров и дворян. А когда выпивал первую рюмку и наполнял другую, начинал поносить нынешних русских, подчёркивая, что они столько похожи на тех его друзей-генералов, сколько собаки на львов. И сейчас, опрокинув в рот содержимое рюмки, заговорил:
— Русские, слышал, приехали… Но кто они и какого звания?
— Звания подходящего, хан, — ответил рыбак Овезли. — Приехал человек от самого ак-падишаха, а с ним Санька. Этот за рыбой, хоть и с опозданием. Братец твой и другие, которые рыбу не продали, все повезли свой прошлогодний засол ему. И скупает он втрое дороже. Тридцать реалов за батман.
— Обманул нас Мир-Багиров, — недовольно замотал головой Якши-Мамед и выпил ещё одну рюмку. И тотчас добавил: —Надо ехать к человеку ак-падишаха, у меня к нему разговор есть.
Джигиты тихонько засмеялись, а Овезли сердито заявил:
— С пустыми руками не поедешь! Как будешь смотреть в глаза человеку ак-падишаха, если даже рыбу для него не сберёг, отдал персу?
Якши-Мамед нахмурился, налил ещё одну рюмку и выпил. Джигиты, опасаясь, как бы хан не свалился раньше времени, незаметно убрали бутылку. Хан икнул, пожевал кусочек чурека и принялся бранить Герасимова:
— Санька виноват! Почему раньше не приехал? Почему наши талаги отдал Багир-беку?
— Не отдал, а отобрали у него, — возразил Овезли. — Да и Багир-бек не купил у нас рыбу, а обманул.
Сидящие на ковре джигиты подтвердили в один голос, что Багир-бек всему виной, и с него надо взыскать убытки.
Якши-Мамед потеребил чёрную бородку, прищёлкнул языком и глаза его опять «пустились на поиски бутылки».
— Всё, Якши-Мамед-хан! — сказал Овезли. — Бутылку увёл аллах, а свои суда из Астрабадского залива спешит увести Багир-бек. Возмездия нашего боится. Мы посоветовались и решили — сегодняшней ночью нападём на его расшивы и возьмём всё, что он недоплатил. Если с нами не пойдёшь, то благослови.
Но Якши-Мамед больше уже не слушал Овезли.
— Правильно, йигитлер, правильно! — выкрикивал он, натягивая сапоги. — Этот шайтан много нам задолжал… Давай, поехали!
Сборы были недолгими. Не прошло и часа, как к берегу уже мчались на конях человек шестьдесят — семьдесят, не меньше. Якши-Мамед — впереди отряда. Вскоре атрекцы пересели в киржимы и подняли паруса…
Ветерок дул с северо-запада, парусники тянуло к берегу, плыть было трудно. Потёмкинскую косу обогнули лишь на рассвете. Надеялись застать корабли перса у острова Ашир-Ада, но их тут не было. Смекнули, что хитрый купец увёл свои суда к Энзели: не только расплаты с туркменами испугался, но и русских. Ведь Герасимов приплыл под покровительством начальника экспедиции! «Эх, опоздали немного!» — совсем было отчаялись атрекцы и вдруг увидели почти у самого берега накренившуюся расшиву. Видно, снявшись с якоря, она по неуклюжести села на мель. Около расшивы покачивалось на волнах несколько лодок. |