Карелин приятно удивился:

— Однако, у вас тут многие по-нашему изъясняются! — И добавил: —Не ожидал сегодня встретить вас на своём корабле. И никак не думал, что услышу столь правильный русский говор.

Якши-Мамед полыценно засмеялся:

— Дорогой начальник, я никогда не простил бы себе, если б забыл язык своих благодетелей. Ведь меня учил говорить по-русски генерал Ермолов. Три года я был у него на службе.

— Вот оно что! — всерьёз заинтересовался Карелин. И Якши-Мамед, понимая, что произвёл самое благоприятное впечатление на русского, начал хвастаться:

— Три года бок о бок жили мы с Муравьёвым.

— Кто это?

— Ва-хов! Разве вы не знаете героя Хивинского похода? Сейчас он генерал-лейтенант. А тогда был капитаном, и я разъезжал с ним по всему Кавказу. Моим лучшим другом был Амулат-бек… Мы расстались с ним. Он убил своего попечителя, полковника Верховского, и сбежал в горы…

И опять Карелин удивился, ибо совсем недавно прочёл повесть Бестужева об Амулат-беке. Представив на миг горы Дагестана и непокорных горцев на конях, в черкесках и папахах, с интересом спросил:

— А не знаешь ли — жив теперь твой друг или голову сложил?

— Не знаю, начальник. В прошлое лето ездил я в Дербент за морёной, там у кумыков спрашивал про Амулата. Одни говорят — погиб, другие — видели его у имама Шамиля. Говорят, этот Шамиль очень умён и жесток: русские офицеры друг друга пугают Шамилем…

Карелин слушал Якши-Мамеда и чувствовал себя стеснённо.

— А отчего вы расстались с Муравьёвым?

— Ай, Муравьёв думал, что я тоже, сниму с него голову! — смеясь, отозвался молодой хан.

— Н-да, дела, — произнёс Карелин.

И Якши-Мамед, видя, что заронил в него сомнения, строго и серьёзно заговорил:

— Нет, начальник, это я в шутку сказал. Муравьёв уважал меня. Я тоже его любил и по сей день молюсь на него. Да только не все русские такие, как он. Когда Ермолова убрали с Кавказа и на его место пришёл граф Паскевич, туго нам стало. За людей перестали считать. Раньше в Астрахань торговать ездили, а теперь и туда дорогу нам закрыли. Теперь губернатор астраханский и министр русский в Персии слух распускают, мол, земля туркмен шаху принадлежит. Вот до чего дошло!

— Это заблуждение, хан, — спокойно, с пониманием дела ответил Карелин. — Купца Герасимова я специально посылал в Тифлис. Уладим дело. Ныне он скупает у туркменцев товары. На меня можете смотреть как на своего единомышленника.

Всё это время средний сын Кията стоял в стороне у борта и смотрел на море. Он делал вид, что вовсе не замечает Якши-Мамеда и не интересуется, о чём он беседует с начальником экспедиции. Только человек, знающий о взаимоотношениях двух братьев, мог бы сейчас сказать, что творится на душе Кадыр-Мамеда. Таким человеком был Абдулла. Поглаживая бородку, он поглядывал на сыновей патриарха и понимающе усмехался. «Будет ссора», — думал Абдулла и вожделенно желал этой ссоры. Он приблизился к Кадыр-Мамеду, и, подливая масла в огонь, сказал:

— Якши-Мамед, да продлятся его счастливые дни, умеет говорить лучше мудрого Сулеймана. Но мог бы и тебя пригласить на разговор с русским: ты тоже не последний сын своего отца.

— Пусть говорит, — с видимым великодушием отозвался Кадыр-Мамед. — Всё равно волю отца на этом корабле выполняю я.

— Так-то оно так, да только и Якши-Мамед в последнее время по своей воле живёт. Отца-то он не очень слушает.

— Это нам на руку, — отозвался опять с деланным безразличием Кадыр-Мамед. — Именно потому, что Якши-Мамед его не слушается, отец во всём доверяет мне.