— Это вы со своей милицейской точки зрения судите, — громко, с чопорным неодобрением объявила Эля, — Олег Игоревич, наш декан, и Константин Михайлович, завкафедрой наш, замечательные ученые. Просто мой шеф, профессор Савчук, человек замкнутый… Ну, был, конечно… — Эля почувствовала, как в носу у нее опять защипало. Как же жить-то теперь?

— Наша, как вы говорите, «милицейская точка зрения» сейчас единственная, которая имеет значение, вам ясно, Элина Александровна? — «жеванный» хлопнул измазанной чернилами ладонью по столу.

— Элина Александровна здесь, и готова нам помогать, верно, Элина Александровна? — мягко вмешался «кожаный».

— Спрашивайте, — сухо бросила Эля.

«Жеванный» переложил бумаги на столе:

— Если б мы еще знали, о чем вас спрашивать! Мы в этом вашем научном болоте ничего не понимаем! — неожиданно вполне человеческим тоном воскликнул он. Эля невольно посочувствовала — чтоб в их болоте ориентироваться, надо в нем годами булькать, всех жаб с гадюками наперечет знать. Где уж их следственной бригаде — за каких-то полдня.

— Вахтер сказал, убитый пришел на работу к семи часам. Он всегда в это время появлялся?

Эля покачала головой:

— Обычно нет. Шеф у нас против ранних подъемов и «засиживаний» допоздна. Говорит, что есть жаворонки, есть совы, а он — соня. То есть, он так говорил. Обычно первой прихожу я, к половине девятого, — пояснила она.

— Не знаете, почему сегодня он в такую рань явился?

Эля снова помотала головой.

— Какие-нибудь особенные дела, бизнес?

Она смотрела на него непонимающе и «жеванный» недовольно уточнил:

— Я хочу знать, убитый действительно продавал свои исследования заграницу?

— Все продают, у кого покупают, конечно. — равнодушно ответила Эля.

Выражения лиц у них стало странным. Элина слабо усмехнулась:

— Вы думаете, шеф с утра пораньше с резидентом ЦРУ встречался? — Эля вздохнула: чтоб они поняли, от революции 17-го года объяснять надо, — Видите ли, фундаментальная наука — дорогое удовольствие. Даже Эйнштейн разрабатывал свою теорию, что называется, на бумаге, но экспериментально ее все равно пришлось подтверждать сперва в лабораториях Макса Планка, потом вообще в Штатах, и это было недешево!

При знакомом имени Эйнштейна они слегка приободрились, но лаборатории Макса Планка тут же ввергли их в тоску.

— На нашу науку — всю, какая есть — выделяется 0,1 % государственного бюджета. Как вы думаете, сколько до нашего конкретного факультета доходит? Университетских научных сотрудников всех перевели на полставки, потому что полную ставку платить нечем! А нам ведь еще оборудование нужно. И публиковать результаты: какой смысл их получать, если о них никто не знает! А в университетском издательстве деньги на бумагу появляются раз в три года. Эти результаты следует как-то использовать, а здесь их ни одна зараза внедрять не собирается. Короче, или на рынок идти, китайскими игрушками торговать, или обращаться в заграничные научные фонды за деньгами — это называется «получить грант на исследование». Все вполне законно.

— Ну раньше же как-то без грантов справлялись? — поинтересовался «жеванный».

Эля поглядела на него, как на безнадежно больного. Зря она ему сочувствовать начала, первое впечатление все-таки самое правильное. Ему бы со Старым Пони в одну упряжку, они б нашли общий язык.