– Здесь… двадцать пять часов интервью. – бегло пробежав глазами по строкам заметил Филарет. – Уверен столько времени ты мне не дашь, так что можешь сразу выбрать то, которое по твоему мнению должно оказать на меня самое большое влияние и склонить решение в твою пользу.

– Они там все достойны друг друга. – ответил я. – К тому же все они рано или поздно окажутся в сети. Но мы планируем начать выкладку с первого.

Укоризненно посмотрев на меня, патриарх вставил каплю в ухо и нажал на воспроизведение ролика. Несколько секунд он смотрел заставку, на которой Ангелина описывала в общих чертах происходящее, а затем переключился дальше по временному коду. Первое интервью, патриарх прослушал полторы минуты, чуть нахмурился и пошел дальше. Второе интервью заставило Филарета покачать головой, особенно когда дело дошло до демонстрации фотографий из оперативного архива, с прикрытыми простынями детскими телами. После пятого интервью патриарх отложил планшет и задумавшись посмотрел в окно, на голубое небо по которому плыло пару белых облаков.

– Не знал, что там на столько все плохо. – наконец произнес он, так и не повернувшись ко мне. – Мне докладывали о другом.

– Другое тоже есть и его полно. – ответил я, пододвинув планшет обратно. – Я оставлю вам, сможете просматривать в любое время. Мы планируем выпускать ролики на протяжении полугода. С поддержкой имперской канцелярии и новостных каналов. Но если придется будем делать это и против их воли.

– Вы уже перевели это на другие языки? – неожиданно спросил Филарет.

– Еще нет, мы съемки то только закончили. – нахмурившись ответил я. – Три дня беспрерывной работы. Но у нас намечено материала еще на двести часов. Там хватает как рядовых преступлений, так и настоящей жести. А пострадавших столько что они и за тысячу часов не выскажутся.

– За тысячу часов. – прикрыв глаза проговорил Филарет. – Это жестоко, страшно и слишком… откровенно. Люди не должны такое видеть, иначе сердца их ожесточатся и покроются каменной коркой.

– Они всего лишь узнают правду. – пожав плечами сказал я.

– В первый раз это будет словно гром средь ясного неба. Волнения возможно даже выведут людей на улицы. Заставят их проявить самое нехорошее, первобытное что в них есть. Эта ярость сметет как виновных, так и случайных людей. – задумчиво проговорил патриарх. – Ты добьёшься своей цели, но сделает ли это мир лучше?

– Они угрожают всей империи. – упрямо сказал я. – Если этого мало, как на счет простого чувства справедливости и добра? Они торгуют детьми, снабжают оружием террористов и сепаратистов, прямо убивают и калечат людей. Этого мало?

– Для бессудной расправы – да! – жестко ответил Филарет, но тут же попробовал смягчить тон. – Для самосуда любого оправдания мало. А это именно он. Даже если ты прямо не призываешь людей к выходу на улицы и расправе над врачами и Меньшиковыми, люди сделают именно это. А после, перекинуться и на других аристократов, на всех, кто, по их мнению, может быть причастен.

– Сложно говорить о справедливости и тем более о суде, когда орден пользуется неприкосновенностью. Даже точно зная, что они организуют государственный переворот и нападение на правительство мы ничего не можем с ними поделать в рамках закона. – мрачно сказал я. – А люди – могут.

– Люди… ты хочешь превратить их в разъярённую толпу, а это уже совсем не люди. Это стадо, которым очень тяжело управлять. – ответил Филарет.