– Я не об этом. – сказал я, подходя ближе к пострадавшему. – Давали ли вы клятву верности Петру Николаевичу, как своему императору?

– Какое это имеет отношение к его здоровью? – спросил, нахмурившись Вяземский.

– Самое прямое. – поняв мою задумку ответил Мирослав. – Ну Миша?

– Ох… ладно. – проговорил старик, сползая со скамейки и встав на одно колено. – Я, князь Добролюбов Михаил Георгиевич, клянусь…

В чем он клялся я уже особенно не слушал, потому как положив ладонь на седую голову с проплешиной бешено вливал энергию в потрепанный организм. По хорошему следовало работать аккуратней, править меридианы и заштопывать узлы, но у меня просто не было возможности сделать это одним прикосновением через голову, а потому приходилось работать грубо, но зато надежно.

Прана вливалась широким потоком, через убежище души, в чакры эфира и огня, буквально раздвигая своим потоком усохшие каналы меридианов. Переполняла и заливала обновляющей целительной энергией поврежденные органы, заставляла заснувшие от старости железы вновь выбрасывать в кровь гормоны.

– …клянусь! – совсем другим голосом закончил старик.

– Я принимаю твою клятву. – ответил я, с удовольствием глядя на ошарашенного князя и его старых товарищей, с удивлением смотрящих на обновленного мужчину, разом будто скинувшего десяток лет. Добролюбов, выждав пока я уберу руку и отступлю, уверенно поднялся, но тут же сел на скамью, и когда я сделал вид что отвернулся, с удивлением начал щупать себя руками.

– Ну как? – с интересом спросил у него шепотом Вяземский.

– Не болит… – в ответ прошептал Михаил Георгиевич. – Ничего не болит, братцы… даже радикулит прошел.

– Ваше величество, могу я. – проговорил Мирослав, преклонив колено. – Может это не лучшее место или время, я понимаю. Но считаю своим долгом…

– Как вам будет угодно, князь. – кивнул я с улыбкой, поняв задумку Суворова. Ну да, не место. Для схожести с патрицием мне не хватало лаврового венка, но его можно соорудить из березового веника, что валялся в углу. Поочередно я принял клятву верности от всех присутствующих, на стариков сил ушло больше, на молодёжь пожелавшую дать клятву верности – чуть меньше. Особняком стоял Константин.

– Ваше императорское величество. – склонился Багратион младший, улыбнувшись, когда на нем скрестились недоверчивые взгляды.

– Распрямись, Константин. Друзья, спешу развеять ваше недоверие. Константин принес мне клятву верности еще в начале лета, в Грузии. – успокоил я остальных.

– Подсуетился… – услышал я приглушенное бурчание Добролюбова, но тот уже замолчал, глядя на меня посвежевшим взглядом.

– Зато теперь мы все с уверенностью можем сказать, что борьба за правое дело обладает просто целительными свойствами. – улыбнулся Багратион старший, так же принесший клятву. – Итак, господа. Мы авансом получили куда больше, чем могли рассчитывать. Думаю, никто не станет спорить, что наша жизнь, куда важнее денег?

– Безусловно. – кивнул Мирослав.

– Но и отказываться от денег никому не нужно. – поспешил я успокоить новых верноподданных. – В первую очередь нам придется заботиться не о завтрашнем, а о послезавтрашнем дне. Что будет даже не через год, а в течении следующих десяти лет. Если мы не выгоним орден Асклепия из нашей родины, она останется под угрозой.

– Позвольте мне, ваше величество. – сказал Багратион старший, подавшись вперед. – Мы все знаем о злодеяниях что творили под лозунгами о добре и просвещении Меньшиковы, так что никто не станет возражать об их виновности. Но правильно показать это обществу, так чтобы они сделали нужные нам выводы… нам понадобится поддержка многих из сторонников Петра и Екатерины.