— Упаси бог от такой еретической мысли, вы же представитель полиции. Очевидно, мы говорим о вещах различных. Скрывать я ничего не намерен. Я действительно самым тщательным образом, с соблюдением необходимых предосторожностей исследовал Хеллера и установил, что у него поражены некоторые важные центры мозга.

Например, в третьей стадии сна отсутствуют сонные веретена, К-комплексы… В парадоксальной фазе субъективное время не совпадает с объективным. Вам известно, что в сновидениях в символическом виде отражаются эмоции личности, ее желания и стремления, страхи. Все это создает доминирующие структуры.

— Попрошу не жонглировать терминами. Я не специалист в вашей области, так что объясняйте всё по порядку. И проще.

— Это не так легко, тут не без специальных знаний нейрофизиологии. Итак… Он был в весьма тяжелом состоянии. Припадки случались ежедневно, надо было найти их причину. Они сопровождались у пациента ощущением, будто он переносится в другой мир, вполне реальный. Во сне возникали отчетливые образы, настолько яркие, что воспринимались им как реальные.

Электрофизиологические исследования не подсказали мне ничего. Оставалось подозрение — поражен средний мозг, вероятнее всего — парная мозговая ножка…

— Вы опять ушли в сторону. Я не студент.

— Ни секунды не сомневаюсь. Но раз вы занялись подобным случаем, придется полистать специальную литературу… Мне хотелось изучить ядра анализаторов во время его так называемых провалов, понять причины видений. Уж чересчур они были яркими, чтобы можно было объяснить их одним только состоянием сна. Тогда и выявился очередной сюрприз: у меня в кабинете Ральф не «проваливался».

— Как как? Будьте любезны, поясните.

— Потеря чувства реальности наступала у него в одно и то же время в пятнадцать тридцать. С абсолютной регулярностью! Однако если в этот час он находился у меня в кабинете, то ощущал беспокойство, возбуждались некоторые энцефалографические волны, его охватывала дрожь… Но и только.

— Вероятно, обстановка…

— Да, вы правы — следовало точно воспроизвести обстановку. Логичный, вполне полицейский метод. Я также допускал, что все это можно объяснить специфической комбинацией факторов. И смоделировал условия, абсолютно идентичные обстановке в мансарде: меблировка, освещенность, шумы, побочные раздражители. И ни-чего! Результат — ноль! Словно мозг его требовал исключительно той чердачной каморки.

— Вероятно, у вас есть гипотеза.

— Можно было предположить, что не всё зависит от одного лишь мозга, что тут имеют значение конкретные свойства пространства — там и только там! Что-то вроде двери в иной мир… Я и дальше действовал в стиле детектива: просто перебрался к нему в мансарду.

Со всей аппаратурой. Случай был чересчур интересным, чтобы жалеть труд и деньги. Ежедневно около двух я отправлялся в Брэдфорд в сопровождении нескольких специалистов из моей клиники. Мы устраивались в комнатушке Хеллера.

Тогда-то и стало ясно… Нет, минутку, это еще не всё. Надо было исследовать его психофизиологическую реактивность. Именно для этого…

— Что именно «для этого»?

— Для этого я вживил ему в мозг электроды.

— Именно этого признания я и ждал, доктор.

— Знаю. Знаю также, что подобные эксперименты запрещено ставить на людях. В определенных случаях… Когда это нужно для определенных целей. Статья триста вторая, часть третья — о неприкосновенности человеческих органов. Но если бы наука не ставила дерзкие — противозаконные! — опыты…

— Спорить на эту тему будете в зале суда.

— Я не спорю, а объясняю.