Он и любить и ненавидеть будет скрытно и почтет за
дерзость, если его самого полюбят или возненавидят. Но нет, я хватил через
край: я слишком щедро его наделяю своими собственными свойствами. Быть
может, совсем иные причины побуждают моего хозяина прятать руку за спину,
когда ему навязываются со знакомством, - вовсе не те, что движут мною.
Позвольте мне надеяться, что душевный склад мой неповторим. Моя добрая
матушка, бывало, говорила, что у меня никогда не будет семейного уюта. И
не далее, как этим летом, я доказал, что недостоин его.
На взморье, где я проводил жаркий месяц, судьба свела меня с самым
очаровательным созданием - с девицей, которая была в моих глазах истинной
богиней, пока не обращала на меня никакого внимания. Я "не позволял своей
любви высказаться вслух"; однако, если взгляды могут говорить, и круглый
дурак догадался бы, что я по уши влюблен. Она меня наконец поняла и стала
бросать мне ответные взгляды - самые нежные, какие только можно
вообразить. И как же я повел себя дальше? Признаюсь со стыдом: сделался
ледяным и ушел в себя, как улитка в раковину; и с каждым взглядом я
делался все холоднее, все больше сторонился, пока наконец бедная
неискушенная девушка не перестала верить тому, что говорили ей собственные
глаза, и, смущенная, подавленная своей воображаемой ошибкой, уговорила
маменьку немедленно уехать. Этим странным поворотом в своих чувствах я
стяжал славу расчетливой бессердечности - сколь незаслуженную, знал лишь я
один.
Я сел с краю у очага, напротив того места, что избрал для себя мой
хозяин, и пока длилось молчание, попытался приласкать суку, которая
бросила своих щенят и стала по-волчьи подбираться сзади к моим икрам: у
нее и губа поползла кверху, обнажив готовые впиться белые зубы. На мою
ласку последовало глухое протяжное рычание.
- Оставьте лучше собаку, - пробурчал в тон мистер Хитклиф и дал собаке
пинка, предотвращая более свирепый выпад. - К баловству не приучена - не
для того держим. - Затем, шагнув к боковой двери, он кликнул еще раз: -
Джозеф!
Джозеф невнятно что-то бормотал в глубине погреба, но, как видно, не
спешил подняться; тогда хозяин сам спрыгнул к нему, оставив меня с глазу
на глаз с наглой сукой и двумя грозными косматыми волкодавами, которые с
нею вместе настороженно следили за каждым моим движением. Я отнюдь не
желал познакомиться ближе с их клыками и сидел тихо. Но, вообразив, что
они едва ли поймут бессловесные оскорбления, я вздумал на беду подмигивать
всем троим и корчить рожи, и одна из моих гримас так обидела даму, что та
вдруг взъярилась и вскинула передние лапы мне на колени. Я ее отбросил и
подвинул стол, спеша загородиться от нее. Этим я всполошил всю свору:
полдюжины четвероногих дьяволов всех возрастов и размеров выползли из
потайных своих логовищ на середину комнаты. Я почувствовал, что мои пятки
и фалды кафтана стали объектом атаки, и, отбиваясь кое-как кочергой от
самых крупных противников, был принужден для водворения мира громко
призвать на помощь кого-либо из домашних. |