Изменить размер шрифта - +

     - Вы уже стреляли из него?
     Франк колеблется. Врать он не любит.
     - Еще нет.
     Затем тут же пользуется моментом, кладет ей руку на колено и незаметно задирает платье.
     Она по-прежнему не сопротивляется - как остальные, и тогда в нем закипает глухая злоба на нее, на себя, на Хольста. Да, и на Хольста, хотя Франк затруднился бы сказать - за что.
     - Франк!
     Она в первый раз произносит его имя. Выходит, знала, как его зовут, и нарочно вспомнила лишь когда ей потребовалось отвести его руку!
     Теперь со всякими чувствами покончено. Франк разъярен. Кадры на экране бешено пляшут, крупным планом мелькают головы, все - черное и белое, голоса и музыка - сливается в одно. Франк хочет знать и узнает, как бы Мицци ни упиралась, девушка она или нет: это единственное, за что он еще цепляется.
     А для этого ее нужно целовать, и с каждым новым поцелуем она все больше поддается и размякает; рука его скользит вверх по бедру, и ее рука беспомощно отталкивает его пальцы, ощупывающие шершавую бороздку от подвязки.
     Он будет знать. Ведь если она даже не девушка, Хольст проигрывает по всем пунктам, становится комической фигурой. Франк - тоже. Какого черта дались ему эти двое.
     Кожа у Мицци, должно быть, такая же белая, как у Минны. Цыплячья, по выражению Лотты. Бедрышки цыпленка... Как там сейчас Минна? Наверно, уже заперлась в комнате с незнакомым господином.
     Руке тепло. Она забирается все дальше. Мицци не по силам постоянно держать мускулы в напряжении, и когда она расслабляется, пальцы ее беспомощно, словно с мольбой, сжимают пальцы Франка.
     Она приближает губы к его уху и шепчет:
     - Франк...
     Тон, каким Мицци произносит его имя, которое узнала сама, не от него, доказывает, что она признает себя побежденной.
     Он давал себе по крайней мере неделю сроку, а уже добился своего. Мицци оказалась девушкой, и Франк разом останавливается. Но ему не жаль ее. Он нисколько не взволнован.
     Такая же, как все!
     Он отдает себе отчет, что интересовала его не она, а ее отец и что нелепо размышлять о Хольсте, когда рука у тебя там, где сейчас.
     - Ты сделал мне больно.
     - Прости, - извиняется он, опять становясь вежливым, хотя уверен, что на лице Мицци, скрытом темнотой, написано разочарование. Если бы она могла сейчас взглянуть на спутника, было бы еще хуже. Когда Франк вежлив, он страшен: вид у него настолько невозмутимый, холодный, отсутствующий, что люди не знают, как к нему подступиться. Он пугает даже Лотту.
     - Да разозлись же, наконец! - в отчаянии твердит она. - Кричи, дерись, только делай что-нибудь.
     Тем хуже для Мицци. Она его больше не интересует. В последнее время, думая о ней, он представлял себе парочки, идущие, прижавшись друг к другу, по улице, бесконечные жаркие поцелуи в каждой подворотне. По-настоящему верил, что эти вещи могут захватывать. Особенно трогала его одна деталь - пар изо рта влюбленных, когда они при свете фонаря тянутся друг к другу губами.
     Слияние двух облачков пара!
     - Зайдем перекусить?
     Что остается Мицци, как не следовать за ним? К тому же она будет счастлива отведать пирожных.
     - Завернем к Тасту.
     - Говорят, там полно офицеров.
     - Ну и что?
     Пусть привыкает к мысли, что он не какой-нибудь сопляк вроде кузена, с которым обмениваются любовными записочками.
Быстрый переход