|
Вся деревня раскрашена, как расписная игрушка. Дома розовые, зеленые, голубые, желтые. Почти на каждом - небольшая ниша с фарфоровой Богоматерью; во время одного из годичных праздников перед статуэтками зажигают свечи. Франк не испытывает волнения. Еще когда Кромер заговорил с ним о часах, он решил, что не позволит себе размякнуть. Напротив, это удобный случай лишний раз вспомнить, что он ничего не должен ни Вильмошам, ни кому бы то ни было. Куда как просто сунуть ребенку конфету и посюсюкать с ним! Он жил здесь до десяти лет, и мать - во всяком случае, летом - навещала его каждое воскресенье. Ему до сих пор памятны ее шляпы из белой соломки. В мире не было женщины красивей! Завидев ее, кормилица складывала красные руки на животе и тихо млела от восторга. Лотта не всегда приезжала одна. Несколько раз ее сопровождали сдержанные мужчины - при каждом приезде новый, - и, опасливо поглядывая на спутника, она восклицала с наигранной веселостью: - А вот и мой маленький Франк! Каждый раз по какой-то причине ее отношения с очередным покровителем, видимо, разваливались. Когда она устроила сына пансионером в городской коллеж, Франк уже все понимал и упросил ее больше не приезжать к нему, хотя она неизменно привозила с собой кучу подарков. - Но почему? - Потому. - Ребята что-нибудь тебе сказали? - Нет. Лотта хотела выучить его на врача или адвоката. Это была ее мечта. К счастью, грянула война, и школы на несколько месяцев закрылись. А когда открылись снова, ему уже исполнилось пятнадцать. - В коллеж не вернусь, - объявил он. - Почему, Франк? - Потому. Ему не удалось узнать, не напоминает ли он Лотте кого-нибудь, но еще в детстве Франк заметил: стоит ему состроить определенную мину, как мать перестает настаивать, теряется и уступает. Она называет этот его прием "делать закрытое лицо". Затем жизнь у всех настолько усложнилась, что Лотте стало не до образования сына. В оборот вошла фраза: - Потом, когда это кончится. А это все продолжается. И он уже мужчина. Не так давно в перепалке, где, в отличие от матери, он остался совершенно спокоен, Франк, прищурясь, холодно бросил Лотте: - Шлюха! Теперь так же невозмутимо он командует Адлеру: - Стоп! Они почти у площади. Направо улочка, где машину никто не заметит. К тому же на улицах ни души. Свет из окон пробивается редко - жители плотно затворили ставни, и признаки жизни еле угадываются в темноте. В окнах школы, в тех пяти окнах, которые он столько раз бил из рогатки, тоже ни огонька. - Идете? - спрашивает он парня, сидящего сзади. Тот с простецкой сердечностью отзывается: - Зови меня Стан. И, похлопав себя по карманам, добавляет: - Твой приятель велел ничего с собой не брать. Я не ошибся? У Франка при себе пистолет - этого хватит. Адлер будет ждать их в машине. - Подождете? - спрашивает Франк, заглядывая водителю в лицо. - А для чего я здесь? - высокомерно и чуть брезгливо парирует тот. Снег под ногами скрипит сильнее, чем в городе. |
