Изменить размер шрифта - +
Обещаю разбудить тебя, если будет что-нибудь новенькое.
     Кажется, он расхохотался? Во всяком случае, ему этого хотелось.
     Спору нет, все рано или поздно кончается, но ведь история с кошкой растянулась самое меньшее на два дня.
     Неужели черно-белый зверек, у которого глаз вылезал из орбиты, был действительно еще способен убежать?
     Гораздо вероятней, что мальчика предпочли обмануть и дорожный рабочий воспользовался-таки своим ружьем, пока Франк был в школе.
     Последние минуты перед полуночью тянулись особенно долго, еще дольше, чем те, что предшествовали пяти часам вечера и теперь были так далеки, словно протекли в каком-то ином мире.
     Первыми шаги на лестнице уловили женщины. Обе вздрогнули, но одна тут же притворилась, будто занята своим рукоделием, другая - будто поглощена романом Золя, хотя, безусловно, не смогла бы пересказать прочитанное.
     Сначала внизу хлопнула дверь. Это он. Это может быть только он, и сейчас вагоновожатого остановит привратник, который давно караулит его, чтобы сообщить новость. Но почему шаги тут же зазвучали на лестнице?
     Сперва еле-еле. До второго этажа их было почти не слышно. Начиная с третьего Франк различил шарканье войлочных бахил по ступенькам и - одновременно - ритм других шагов.
     Он затаил дыхание. Минна порывалась вскочить, открыть дверь и выглянуть, но Лотта знаком приказала ей сидеть. Все трое напряженно вслушивались. Другие шаги были явно женские: слышался стук высоких каблуков.
     Наконец в замке щелкнул ключ, и голос Хольста ласково произнес только одно слово:
     - Входи!
     Франк лишь много позже узнает, что она ждала отца в тупичке, где однажды ночью, прижавшись к стене, стоял он сам. Но разве он узнает, что она чуть не дала отцу пройти мимо и, лишь когда тот был уже не виден с угла, за которым она пряталась, из последних сил позвала:
     - Отец!
     Они вернулись домой. Дверь закрылась.
     - А теперь ложись, Франк. Не сходи с ума.
     Он догадывается. Мать боится, что, уложив дочь, Хольст постучится к Фридмайерам. Предпочитает объясняться с ним сама. Если бы Лотта осмелилась - но ее сковывает неподвижный взгляд сына, - она посоветовала бы ему пожить несколько дней в деревне или у кого-нибудь из приятелей.
     Между тем, видит Бог, все устраивается как нельзя проще! Старый Виммер не выполз из своей берлоги.
     Правда, спать тоже не лег. Сидит себе у внутренней форточки и все слышит.
     Прилег ли Хольст этой ночью хоть на минуту? Вряд ли.
     Он долго расхаживал по квартире. У него оставалось, видимо, еще немного дров или угля, потому что он развел огонь, помешивая в печке кочергой, грел воду.
     Свет не гас. Франк дважды - в половине второго и в начале четвертого - приотворял дверь и видел розовую полоску под дверью напротив.
     Сам он тоже не спал. Остался в салоне, где женщины, настояв на своем, поставили для него раскладушку. Они пытались, правда безрезультатно, свалить его с ног крепким грогом. Франк пил все, что ему давали, но голова у него оставалась ясной, как никогда в жизни. Он даже слегка испугался, словно усмотрел в этом нечто сверхъестественное.
     Женщины разделись. Лотта принялась обихаживать Минну. Франк слышал, как они, снова помянув Отто, углубились в вопросы гинекологии.
     Им, видимо, показалось, что Франк уснул. Во всяком случае, Лотта очень удивилась, когда, собравшись выключить лампу, услышала, как сын повелительно отчеканил:
     - Нет.
Быстрый переход