|
Во всяком случае, Лотта очень удивилась, когда, собравшись выключить лампу, услышала, как сын повелительно отчеканил: - Нет. - Как хочешь. Все-таки попытайся уснуть. Около пяти утра Хольст распахнул дверь своей квартиры и постучался к Виммеру. Стучать ему пришлось несколько раз. Они тихо поговорили в коридоре, и Виммер, видимо, пошел одеваться. Затем, в свой черед, постучался к Хольсту, и тот сразу же открыл. Хольст ушел. Франк мгновенно сообразил: отправился за врачом. Хождение по улицам в такое время еще запрещено, но Хольсту это безразлично. Конечно, он мог бы позвонить снизу, из вестибюля, но Франк тоже не стал бы этого делать. Доктора неохотно откликаются на вызовы, особенно телефонные. Хольсту идти неблизко. На весь квартал остался один врач - бородатый вечно пьяный старик, которого никто не принимает всерьез: пациентов ему поставляет ведомство общественного призрения. Хольсту пришлось, вероятно, перебраться через мосты. В конце концов он нашел доктора, потому что в шесть у дома остановилась машина. Не скорая ли помощь? Вдруг Мицци куда-нибудь увезут? Франк бросается к окну, вглядывается в темноту, но различает лишь включенные фары. По лестнице поднимаются двое. Если бы Мицци забирали в больницу, наверх поднялись бы санитары с носилками. Франк гасит свет, иначе Хольст догадается, что он не спит, а ему и стыдно, и не хочется, чтобы его поведение было расценено как вызов. Но в любом случае страх тут ни при чем. Он не боится Хольста. И не станет избегать встречи с ним, напротив! Визит доктора затягивается. У Хольстов подсыпают уголь в печку, помешивают в ней кочергой, снова кипятят воду. Нашла ли Мицци сумочку там, где он ее оставил? Поняла ли его маневр? Если нет, ее отцу предстоят долгие мытарства, прежде чем он выхлопочет новые карточки. В общем, врач просидел с больной не меньше получаса. Г-ну Виммеру полагалось бы удалиться, но он остался. И торчал там еще долго. Только без десяти семь он возвратился к себе. Так прошла ночь. Затем Франк уснул. Спал на редкость крепко, даже не заметил, как его вместе с раскладушкой перенесли на кухню, к плите, и положили ему в ноги грелку. В кухне нет окон на улицу. Свет проникает в нее только через внутреннюю форточку. Однако не успел Франк открыть глаза, как сразу почувствовал: вокруг что-то изменилось. Рядом гудела плита. Чтобы взглянуть на будильник, который показывал одиннадцать, ему пришлось приподняться. За стеной слышался голос Берты - ее деревенский выговор ни с чем не спутаешь! - Лучше не вставай. Франк, - посоветовала Лотта, торопливо выходя из маленькой комнаты. - Мы не стали тебя будить и перекладывать в настоящую постель, но у тебя явно жар. Он знает, что никакого жара у него нет. Заболеть сейчас было бы чересчур простым выходом. И пусть ему суют градусник куда угодно - хоть в рот, хоть в задницу. Бесшумно падал густой снег, воздух в кухне - и тот стал влажным. - Почему ты не позволяешь поухаживать за собой? Он даже не ответил. - Иди сюда, Франк. Раз уж он встал и надел халат, Лотта увела его в салон, где ковер был до половины свернут - шла уборка, и тщательно притворила двери. - Я не собираюсь тебя упрекать. Ты знаешь: я никогда этого не делала. Прошу об одном - выслушай меня. Поверь, Франк, тебе лучше бы сегодня и вообще в ближайшие дни не показываться на людях. |
