Пару секунд Доминик смотрел в глаза капо, а потом произнес:

– Моя жена тоже погибла, Франческо, но ведь это сделали гулы, это они убили всех этих людей, и обвинять комиссара в том, что он не выпустил тебя из машины…

– Заткнись! – Франческо поднял указательный палец, и Доминик замолчал. – Я сказал все, что хотел, и своего решения не изменю! Теперь ты можешь решать: остаться в машине или идти к библиотеке со мной!

Глядя на Борзо, Доминик чувствовал, как в плечо вонзается боль, впрочем, вызвано это было не физическими причинами, а тем, что он услышал от капо. События последнего часа заставили его взглянуть по‑иному на многие вещи, но с этим он согласиться не мог: убивать людей, которые наверняка знают, как можно уничтожить гулов в Террено, – какой в этом смысл? И если смерть комиссара Доминик еще мог принять – Гольди всегда был по ту сторон «баррикад», – то убивать девушку и мужчину было настоящим безумием.

Облизнув губы, он медленно выдохнул:

– Франческо, у тебя счеты только к комиссару, или тех двоих ты тоже?..

– Меня не интересуют спутники Гольди, ‑жестко процедил капо. – Мне нужны комиссар и старик.

– Ладно, – кивнул Доминик, – тогда я отправляюсь с тобой… Но давай твердо условимся, что не тронем девушку и мужчину – тот парень наверняка знает, что делать с гулами, а у меня к ним свой счет.

Равнодушно двинув плечами, Франческо повторил:

– Спутники Гольди мне не нужны.

– Хорошо, – сказал Доминик, берясь за ручку двери…

Через пару секунд Франческо выбрался на дорогу и, обогнув седан, помог вылезти из машины помощника, после чего развернулся и, держа перед собой дробовик, отправился к переулку.

Мгновение Доминик оставался возле машины, чувствуя слабость в ногах, – все‑таки получасовое сидение дало о себе знать, – потом выбросил вперед правую ногу и медленно двинулся по тротуару, держа левую руку на рукоятке пистолета, торчащего за поясом брюк…

Когда дверь открылась, комиссар бросил взгляд в темноту. Первое, что он отметил, – в коридоре никого не было. Начинаясь от торцевого окна, он протягивался в глубину здания метров на двадцать. Свет из окна освещал двери двух комнат напротив служебной – сейчас они были закрыты, – дальше он постепенно слабел, однако в пятнадцати метрах от них на полу коридора виднелось световое пятно – по словам Паолы, там находилась лестница на верхний этаж. Наконец, с той стороны, где находились они, тянулась стена, отделанная деревянной панелью: через семь метров в ней зиял пятиметровый проем, а еще дальше – там, где был вестибюль, – коридор расширялся, переходя в подобие холла.

На то, чтобы оглядеть коридор, у Гольди ушло две секунды. За это же время он успел прислушаться к зданию – в нем было тихо, однако в какой‑то миг ему показалось, что тишину прервали слабые стуки. Он моментально подумал, что эти звуки может производить гул, находящийся на втором этаже, но тут же решил, что это может быть порождением и его собственного сознания – ведь пока он плохо знает свои способности «чувствовать» гулов… «Шорох» в затылке не смолкал ни на миг, но что‑то странным образом в нем постепенно менялось. Комиссар не мог понять – что, но больше всего это напоминало ловлю длинных волн испорченным радиоприемником – словно он сам был этим приемником, который крутят в разные стороны, и в результате слышимость то улучшается, то ухудшается… «Возможно, – решил он, – „шорох“ зависит от расстояния и расположения гулов, а ведь сейчас в этом здании их как минимум два».