|
Они быстро ставят нас на место. Они делают из нас рабынь. Не будь ты с Земли, я бы не осмелилась вести себя так. Увидев тебя, помня тебя с давних пор, мне не пришло в голову, что я стою на коленях перед тем, кто стал в действительности горианским мужчиной. Жаль, что я не поняла этого раньше. Я бы уберегла себя от большой боли. Женщины ввязываются в битвы, которые стремятся проиграть. Мы хотим, чтобы нас сокрушили и завоевали. Вот почему мы боремся. Если мы не будем протестовать и бороться, какая ценность для мужчины, спрашиваем мы себя, будет в нашем покорении? Но конечно, мне не следовало бороться с тобой. Я только девушка-рабыня, девушка, уже закованная в ошейник и покоренная. Я не свободная женщина. С моей стороны было самоуверенностью позволить себе проявлять тщеславие свободной женщины. Я — рабыня. Мне следовало бы покориться тебе немедленно и полностью. Прости меня, господин. Я надеюсь, что ты позволишь мне жить. Я рассматривал ее. Она была хорошенькая, в моем ошейнике, стоящая на четвереньках. — Можно мне дальше объяснить свое поведение, господин? — спросила она. — Это может заставить тебя отнестись ко мне не так сурово. — Говори, — разрешил я. — Я хочу быть рабыней, — начала она. — Я боялась, что ты освободишь меня. Вот поэтому-то я противилась тебе. Именно таким образом я пыталась спровоцировать тебя на мое завоевание. Я пыталась разозлить тебя, чтобы ты мог сделать из меня твою рабыню и уверенно содержать меня в этом качестве. — В этом не было необходимости, — заметил я. — Теперь я хорошо понимаю это, господин, — ответила она. — Однако тогда я не знала этого. Я промолчал. — Мое поведение, каким бы глупым оно ни было, было вызвано желанием остаться в рабстве, — прошептала она, — может быть, теперь ты будешь более снисходителен к своей девушке. — Итак, ты желаешь быть рабыней? — Да, господин, — ответила она, — страстно. — И ты рабыня, — сказал я. — Да, господин, — подтвердила она, — совершенно. — Ты думаешь, что ты свободна или что у тебя есть хоть какие-то права? — Нет, господин. Я знаю, что такие заблуждения не дозволяются горианской девушке-рабыне. — Ты не боишься своего рабства? — Боюсь, господин, — ответила она, — и иногда мы ужасно боимся неопределенностей и ужасов рабства, но такие вещи делают более богатым наш опыт, добавляя к нему особый вкус и остроту, делая его более значимым. К тому же без этого мы не были бы в настоящем рабстве, к которому стремимся. — Итак, ты принимаешь все страдания и ужасы рабства? — уточнил я. — Охотно и радостно, господин, — ответила она, — а если мы приняли его без восторга и с дрожью, то теперь должны принять его, так как мы — рабыни. — Тебе нравится быть рабыней? — снова спросил я. — Да, господин. — Ты ничего не стоишь, не так ли? — Да, господин, — ответила она, — но я могла бы иметь определенную цену как рабыня мужчины. Я не знаю свою существующую рыночную цену. Я тоже не знал ее настоящую рыночную цену. Такие вещи меняются каждый день. Они подвержены значительным колебаниям, являясь следствием многих факторов, таких как сама девушка, ее ум, воспитание и красота, деньги в хозяйстве, условия спроса и предложения. |
