Изменить размер шрифта - +

   Я повернулся и медленно пошел к койке, на которой, прикованная, с завязанными глазами, лежала роскошная рабыня.
   Я посмотрел на нее. Она почувствовала, что я стою рядом, и задрожала. Ее изящные запястья и тонкие лодыжки задвигались в кожаных ремнях, закрепленных на медных кольцах для рабов.
   Я сдернул свернутую полосу из алой простыни с ее головы и отбросил повязку в сторону.
   Она испуганно взглянула на меня и отодвинулась в глубь койки. Она была женщиной Реджинальда, одного из капитанов Воскджара.
   — Пожалуйста, господин, — прошептала она, — не делай мне больно.
   Она была женщиной врага.
   — Пожалуйста, господин, — умоляла она, — пощади меня!
   Как она была красива в своем плотно пригнанном ошейнике из блестящей, покрытой эмалью стали, который она не могла снять! Как красивы женщины в ошейниках! Ничего удивительного, что мужчины наслаждаются, надевая их на женщин. Как прекрасен сам по себе ошейник, и все же как мало значит его красота в сравнении с красотой и важностью его главного значения: показать, что женщина — это собственность.
   — Ты хорошо привязана, рабыня, — сказал я ей. Ты абсолютно беспомощна.
   — Да, господин.
   — Ты очаровательна.
   — Спасибо, господин.
   — Истинное лакомство, — размышлял я вслух, — которое должно было томиться на плите, чтобы доставить удовольствие своему хозяину.
   — Да, господин, — улыбнулась она.
   — Почему Артемидор, первый помощник, спрашивая тебя о твоей готовности, не попытался войти в каюту и проверить все собственными руками?
   — Никто не может касаться меня, кроме Реджинальда, моего господина, — гордо проговорила она. — До тех пор, пока я угождаю ему.
   — Неужели ты так быстро забыла, — спросил я, — хорошенькая рабыня, кому ты теперь принадлежишь?
   — Тебе, — ответила она. — Тебе, господин!
   — Кажется, ты еще медленно кипишь, моя маленькая сладость, моя куколка, — сказал я.
   Она взглянула на меня безумными глазами.
   — Твое прикосновение, — прошептала она, — сводит меня с ума.
   Затем она приподняла свое тело, его нежные округлые формы, и потянулась ко мне. Я взял ее за бедра и приподнял, прижав большие пальцы к ее животу. Испуганная, она отшатнулась от меня.
   — Пощади меня, — попросила она.
   — Нет, — ответил я.
   * * *
   Я вытащил из ее рта кусок скомканной ткани, мокрый и тяжелый, часть той полосы, которую я раньше использовал, чтобы завязать ей глаза. Я засунул этот кляп ей в рот, чтобы приглушить ее крики. Она продолжала стонать и покрывать меня поцелуями.
   — Я вижу, ты все еще кипишь, — заметил я.
   — Киплю? — Она печально засмеялась. — Ты заставил меня вскипеть, а затем, когда хорошо попробовал меня, дал мне остыть. Потом снова, когда это доставляло тебе удовольствие, заставлял меня закипать и опять довел до кипения. Ты проделал это со мной много раз.
   Я отбросил назад несколько светлых прядок с ее лица.
   — Ты хорошо знаешь, как приготовить девушку для своего наслаждения, господин, — прошептала она. — Без сомнения, ты гурман в употреблении рабыни, шеф-повар, хорошо обученный искусству приготовления лакомой пищи из рабыни для удовлетворения твоего чувственного голода.
Быстрый переход