— Без сомнения, ты гурман в употреблении рабыни, шеф-повар, хорошо обученный искусству приготовления лакомой пищи из рабыни для удовлетворения твоего чувственного голода.
— Успокойся, маленькое лакомство, — сказал я ей.
Тогда она снова приблизила свое тело ко мне, и я почувствовал ее желание. Снова я засунул скомканный кусок алой простыни ей в рот. Она не могла протестовать. В ее глазах были слезы. Она прижалась ко мне так сильно, как могла.
* * *
Свеча на столе прогорела. Снаружи было темно. Я отошел от окна каюты.
— Пожалуйста, господин, — попросила она, — еще раз.
— Ты влюбчивая, страстная девица, — заметил я.
— Я не могу сдержаться, — ответила она, — я женщина-рабыня.
Я улыбнулся про себя. Рабство превращает женщину в самку.
Я нежно присоединился к ней на постели. Мой нож был воткнут в деревянную стену над кроватью, справа от меня, где я мог достать его, если понадобится. Он пригодился мне пока что только однажды, чтобы приставить к ее уязвимому месту. Я скомкал кусок алой простыни и затем, держа его между пальцами правой руки, втолкнул в ее рот, глубоко за зубы.
* * *
В темноте я отвязал ее и положил на живот на койку. Кусок ткани, который я использовал в качестве кляпа, лежал слева от ее головы. Голова была тоже повернута налево.
— Я не такая же низкая и страстная, как земные девицы в ошейниках? — спросила она.
Я завел ее запястья за спину.
— У тебя остается надежда, — пообещал я ей, связывая кисти рук у нее за спиной.
— Нет, — сказала она, — горианская девушка в тысячи раз более страстная, чем земная девица.
— Возможно, — согласился я и улыбнулся.
Пусть соревнуются друг с другом, чтобы увидеть, кто может лучше удовлетворить мужчин. Я знал, что и земные девушки, и горианские изумительны. Ведь и те и другие были женщинами.
Я поднял девушку на ноги и поставил ее рядом с койкой.
— Ты связал мне руки за спиной, — сказала она, — ты поставил меня обнаженной перед тобой. Что ты собираешься делать?
Я разглядывал ее, затем вынул нож из досок над полкой, куда я воткнул его прежде, и приставил нож к ее животу.
— Пожалуйста, не убивай меня, — взмолилась она.
Я воткнул нож за пояс. Она вздохнула с облегчением.
— Уже поздно, — сказал я, — иди к окну.
В темноте каюты, осторожно ступая босыми ногами по стеклу и остаткам рамы, разбросанным по полу, она пошла, как было приказано, к окну и встала к нему лицом. Я захватил комок алого шелка, который раньше использовал в качестве кляпа, и сунул его за пояс. Я также принес остатки алой простыни, от которой я оторвал нужный мне кусок и затем отбросил ткань в сторону.
— Ты намереваешься взять меня с собой? — спросила Ширли.
Я завязал ей глаза. В воде она стала бы абсолютно беспомощной.
— Да.
Я подумал, что кто-нибудь мог бы захотеть ее. Она была горячая и очаровательная рабыня. Возможно, я мог бы отдать ее Амилиану.
— Слушай, — сказал я.
На лестнице, соединяющей палубы, раздались шаги.
— Это Реджинальд. — Она подняла голову.
Я не сомневался в этом. Рабыни, как многие домашние животные, часто могут узнавать шаги своего хозяина. |