«Да он никак про боевую систему, - заподозрил Даниль. - Но… функциональный аналог бога войны, пусть даже усиленный - чего там пугаться? Врет, и даже не смешно».

    -  И что это было? - скептически усмехнулся аспирант.

    -  Да почем я знаю? - отмахнулся Гена. - Произведение искусства, йопт. И… того, в общем.

    -  Чего?

    -  Ну… - Гена призадумался и скорчил неописуемую рожу, - как по-твоему, что родится от ящера и вороны?

    Даниль икнул от неожиданности, а потом рассмеялся.

    -  Крылатое, - сказал он, - чешуйчатое. Вестимо, дракончик.

    -  Ну и то.

    -  Так ты ж вроде говорил - он генезисом сансары занимается, тонкое тело хомо сапиенс искусственным образом создать хочет…

    -  А он многозадачный, - ухмылялся Гена. - Впрочем, если хочешь знать мое мнение - человека создать нельзя. Люди заводятся сами. Как плесень.

    Смеркалось.

    Под темно-сиреневым куполом небосвода, заполненным тишиной, тускло блеснула молния - первая из многих; она истаяла, но беззвучия вечера не нарушил гром - ему неоткуда было взяться, на небе не было туч… вспышка повторилась, на этот раз ярче и продолжительней, и ровный ковер снега отразил ее свет.

    Потом все стихло.

    В огромном уснувшем доме, который, точно айсберг над океанской гладью, плыл над заснеженным полем, у все еще светлого окна сидел неприметной внешности молодой мужчина. Лицо его было спокойным и мирным, и даже узкий темный кинжал, который он почему-то держал за лезвие, казался в его руках не оружием, а всего лишь красивой вещицей наподобие веера или статуэтки.

    Он осторожно, без звука опустил нож на стол, и светловолосый подросток, замерший на полу у его ног, поднял голову.

    Мужчина, покопавшись в карманах, достал коробок спичек и зажег одну. Аккуратно держа ее за самый конец, он сидел, пристально глядя на крохотный язычок пламени, и обонял чистый запах горящего дерева; спичка горела долго. Мальчик смотрел на огонь; глаза его странно, не по-людски фосфоресцировали, в глубине расширенных зрачков плясали отражения пламени - и померкли, когда лазурное сияние их затмило.

    Спичка погасла.

    За сотни километров от погруженного в сновидения дома, в темном кабинете роскошного офисного здания, расположенного в центре столицы, подняла голову громадная рыжая собака. Кроваво-алая муть заплескалась в глазах кане-корсо, тяжелая голова мотнулась, широкий язык прошелся по морде. Собака поднялась и села на своей бархатной подушке; отблески потустороннего огня заполняли пустой кабинет, золото-багровая шерсть вздыбилась и казалась уже не шерстью вовсе, но пылающим пламенем, окутавшим пса. Кобель припал на передние лапы и вздернул губу, грозя невидимому противнику, эхо громового рыка затрепетало в могучей груди.

    Но внезапно пес повернул голову, успокаиваясь, точно услышав властный хозяйский оклик. Глаза его стали яснее, а потом собака без заминки прыгнула прямо в облицованную деревянными панелями стену.

    И растаяла в ней.

    В подвале флигеля МГИТТ, в комнате с пустыми стеллажами и выключенными компьютерами забил крыльями ворон. Снялся с края пыльного монитора, каркнул и посреди комнаты исчез, оставив ее без присмотра: дела его здесь были завершены.

    Белая кошка, сидевшая на столе в лаборатории, повела ушами и стала вылизываться.

    Над неоновыми огнями вывесок, над озаренными автострадами, над подсвеченными шпилями сталинских высоток и башнями небоскребов парил ястреб.