Ксе последний раз посмотрел на небо. Дальнейшее ему предстояло видеть через тонкий план.

    Лицу от костра было жарко, а спина мерзла. Верховный жрец поерзал на седалище, пытаясь устроиться поудобнее, осознал бесперспективность этой затеи и вздохнул.

    А потом ушел из плотного мира.

    …Кажется, будто ты первая рыба, выбравшаяся на берег; первая рыба в тумане тысячелетий, что научилась дышать голым воздухом и передвигаться по суше. Прежде, принимая иное зрение, ты нырял в стихию, как в море, и смотрел оттуда на мир словно рыба через толщу воды, а теперь вышел на берег и стоишь на кромке медленного прибоя, на краю беспредельной каменистой равнины. Острый свет озаряет ее, но неведомо, откуда он льется, потому что над головой - океан, точно такой же океан, что за спиной.

    Потом ты оглядываешься, привыкая видеть, и видишь: далеко-далеко, болтая в теплой воде босыми ногами, сидит на треснувшем валуне золотоволосый подросток.

    Он замечает тебя и приветливо машет рукой.

    …Потом Ксе увидел остальных.

    Пока он смотрел на тонкий мир, оставаясь в физическом, люди, набросившие функциональные матрицы божеств, казались чем-то большим, нежели люди; здесь, в ином пространстве, они были лишь бледными подобиями богов. Один Ансэндар, предводительствовавший скорбной свитой теней своего пантеона, выглядел настоящим.

    И еще - Энгу.

    Бог нкераиз был страшен - не так, как страшен боец и убийца, а как страшен умирающий от неизлечимой болезни. Ксе отвел взгляд. То ли сказанное Дедом о героине создало в его сознании этот образ, то ли оно в самом деле так выглядело… Жрец подумал о Жене и отце Женя, и стало ему нехорошо.

    -  Haenngue, - тихо сказал Ансэндар, пристально глядя названному в глаза.

    Серое лицо нкераиз исказилось.

    Он стоял один против полудюжины, искалеченный, взнузданный пролитой кровью, и смотрел. Под искусственно наведенной ненавистью, мутившей взгляд иномирного божества, было страдание.

    -  Я убью, - сказал Энгу. Голова его судорожно дернулась и упала набок, как у разбитого параличом.

    -  Почему? - так же тихо спросил Анса.

    Тот засмеялся лающим смехом.

    -  Я не могу, - ответил второй бог и развел худыми как кости руками.

    Ансэндар опустил голову. Ксе показалось, что даже просто стоять перед убийцей ему тяжело; под яростным светом Неботца беловолосый стфари мало-помалу выцветал, как переводная картинка.

    -  Я знаю, что тебе тяжело, - сказал Анса. - Я сам принимал кровь. Тогда. В последние месяцы.

    -  Я заметил, - сказал Энгу, оскалив серые зубы.

    -  Ты уверен, что твоя воля на самом деле - закончилась?

    Лицо нкераиз исказила гримаса муки; он хрипло, запаленно вдохнул, подавившись воздухом, и засмеялся снова.

    -  Девяносто девять, - сказал он.

    -  Что?

    -  У них умно придуманные законы - женщина не человек… Чтобы попасть сюда, они заклали девяносто девять беременных. Беременных девочками, конечно.