-  Даниль? - тихо сказал Жень; голос божонка сорвался. - Даниль, ты… слушай, тут… тут опять эти. Даниль, пожалуйста…

    Динамик телефона был настроен на максимальную громкость, и Ксе услышал ответ Сергиевского - четкий и совершенно не сонный. От сердца отлегло.

    -  Сейчас, - сказал аспирант жестковато. Ксе заподозрил, что он знал о том, что должно здесь произойти, или, по крайней мере, ожидал подобного. - Через пять минут.

    Ксе вздохнул и закрыл глаза.

    Он не следил за временем, не видел, что происходит; пару раз доносилось эхо далеких выстрелов, но жрец даже не вздрагивал. За его плечом сидел на корточках настороженный Жень, Ксе слышал его дыхание и ощущал излучение божественной силы. Он знал, что подросток смотрит в небо, где происходит что-то непонятное, небывалое, жуткое, но бог войны не умеет бояться сражений, и Жень, несмотря ни на что, готовится к схватке.

    А потом явился Даниль. Кажется, не прошло и обещанных пяти минут. Явился Сергиевский, как за ним водилось, не по-людски, и не потому, что выпрыгнул из ниоткуда, взметнув ногами грязный снег и остывшие черные поленья, даже не потому, что нацепил, по своей загадочной моде, тонкий летний плащ посреди зимы.

    Он был в ужасе.

    Выскочив у забора, Даниль пронесся бегом через двор, влетел в кострище, но остановиться не смог - пролетев еще пару шагов, вляпался в самую грязь и в бешенстве заорал:

    -  А чтоб вы все сдохли!..

    -  Сейчас, - ласково сказал Ксе, уставившись в небо; подумалось, что с головной болью ему в ближайшее время придется жить законным браком… - Подожди чуть-чуть.

    -  Какого?.. - возопил Даниль, оборачиваясь. Осекся. Сказал «опаньки» и достал сигарету.

    Ксе терпеливо ждал.

    -  Это что, - с опаской пробормотал аспирант, явно обращаясь сам к себе, - это что, полный комплект? Ой, какая мерзкая гадость… Нет, не полный… все равно ж какая гадкая мерзость…

    -  Даниль, - донесся осторожный голос Ансэндара. - Вы…

    Воздух дрогнул; стфари оборвал фразу и отступил, натолкнувшись спиной на Менгра-Ргета, молча стоявшего возле широких бревенчатых ворот двора. Сумерки бледнели, наступал неяркий зимний рассвет, и над землей плыла тишина - хмурая, густая, давящая. Ксе поймал себя на том, что не чувствует открытого неба; интуиция или, возможно, простое чувство пространства как будто отказывало окружающему в истинности. Все вокруг - небо, земля, огромный деревянный дом за спиной, лес, подымавшийся над забором, снег - превращалось в декорацию, в съемочный павильон с необыкновенно высоким потолком и низкой температурой…

    -  Даниил Игоревич, - с ноткой печали повторил Координатор. - Я предупреждал вас ранее. Поверьте, сейчас ситуация намного серьезней. Ради вашего блага, не вмешивайтесь. Прошу вас.

    Даниль задрал голову, высматривая что-то в небе, подернувшемся странными бледными клочьями, лишь отдаленно похожими на облака.

    -  Птица Говорун отличается умом и сообразительностью! - громогласно, с издевкой объявил он. - Умом, блин, и сообразительностью!

    Расхохотался; и завершил тихо:

    -  А я - нет…

    14

    Ужас поселился под крышей МГИТТ: перевалил за середину декабрь, и началась зачетная сессия.