Ансэндар вздрогнул и отступил; глаза его расширились от ужаса.

    -  Не может…

    -  Не ради силы, - по-волчьи усмехаясь, перебил Энгу. - Пройти за тобой след в след было не настолько трудно. Моя воля закончилась. Я убью.

    Менгра-Ргет - мертвый Лудра лу-Менгра - поднял молот, не дожидаясь дальнейших слов. Тонко заржали кони, запряженные в колесницу мертвой Леннаради.

    «Пусть будет сражение, - сказал где-то неизмеримо далеко Жень. - Пусть начнется. Так надо».

    Что происходило потом, понял бы, вероятно, только настоящий, старый и опытный верховный жрец, пришедший к своему сану после долгих лет практики. Охваченный невыносимым волнением Ксе повиновался рефлексу и сделал то, что сделал бы, будучи шаманом, и что сейчас не должен был делать ни в коем случае.

    Он попытался нырнуть в стихию и прислушаться к ее мыслям.

    …Все вокруг смешалось, покатилось колесом, сворачиваясь в слепящую точку - свет, равнина, оба океана, земной и небесный, жутко-беззвучные многоцветные вспышки… Словно в ту минуту, когда Даниль показывал искусственным богам свою власть, пропало существующее в тонком плане подобие слухового восприятия. Оно не имело отношения к физическому звуку, являясь, скорее, прямым восприятием смыслов - на этом основана телепатия, и потому-то Ксе понимал, о чем говорит нкераиз Энгу. Одуревший от дикого буйства Матьземли, жрец перестал что-либо осознавать и оттого оглох.

    Единственное, что по-прежнему оставалось надежным, неколебимым в катящемся в тартарары мире, обжигало Ксе бок.

    Жреческий нож.

    Ксе схватился за него, как утопающий за соломинку; взгляд прояснился, головокружение прошло, и жрец обнаружил себя сидящим на берегу, наполовину в воде.

    Оба океана, нижний и верхний, сотрясал шторм.

    Ксе выбрался на сухое место, оставив Матьземлю с ее тревогами, и вытащил нож. Металл его более не был темным - он сиял золотом, и золото это как будто плавилось в руках Ксе, но не обжигало уже, а лишь дарило теплом.

    «Жень, - мысленно окликнул верховный жрец. - Не пора?»

    И все стихло.

    Свет померк.

    -  Я здесь бог, - произнес ломающийся мальчишеский голос. - Мне принадлежат все войны на этой земле.

    Жень шел по берегу как был - босиком, в камуфляже и с автоматом под мышкой. Неосязаемый ветер развевал его волосы, горящие золотым огнем. В эту минуту мальчишка был настолько великолепен, что Ксе не сдержал восхищенного вздоха. Он-то, Жень, единственный был здесь настоящим богом, полноценным, частью мира, и не понять этого было нельзя. Стопятидесятимиллионный культ стоял за ним; сияние силы рвалось из него, как из недр живой звезды - свет, и ослепляло бы, не будь Ксе его частью.

    Стфари склонили головы. Энгу шарахнулся в сторону, но по серому лицу его мелькнул призрак улыбки.

    -  Что, - сказал Жень довольно, - съели?

    Ксе не мог не улыбнуться.

    Жень подбоченился.

    -  Властью даровать победу достойному я дарую ее Ан… - божонок вовремя прикусил язык: распоряжаться судьбой равных себе он не мог. Но закончил он так же величественно, властно и холодно: - народу стфари.

    Энгу усмехнулся.

    А потом боги разом обернулись, услышав что-то, явленное только им. Ксе, любовавшийся Женем, даже не успел встревожиться.

    …его выбросило из тонкого мира, как из поезда на полном ходу.