– Ты просто устал. Тебе нужно отдохнуть, – заговорила мягко и вкрадчиво.

Анара́д покачал головой.

– Перестань меня усыплять, Домина, и говорить, что всё хорошо – это не правда.

– Усыплять?..

Домина одёрнула руку, поднялась со скамьи, медленно обошла стол, встряхивая огненной гривой волос. Приблизившись со спины, ладонями скользнула по плечам, огладив, тонкими пальцами смяла твёрдые гранитные мышцы. Приятное тепло полилось по рукам и спине, расслабляя, делая тело мягким, как горячий воск. Анара́д закрыл глаза, позволяя Домине ласкать его. Служительница склонилась, обдав густым еловым дразнящим запахом.

– …Сейчас ты кипишь яростью, – зашептала она в ухо, – напрасно изводишь себя бессмысленными метаниями. Но послушай меня, сейчас нельзя покидать княжества надолго, а поиски Когана отнимут не дни и недели, а годы. Ты нужен здесь. Старейшины видят в тебе будущего правителя, они видят в тебе силу, ты не должен сейчас уходить.

– Занять княжеский стол, не зная, что случилось тогда, много зим назад, с отцом? Не узнав, почему он покинул княжество? Нет, Домина. Если ты говоришь, что он жив, я обязан его найти.

– Всё верно, – прошептала ещё глуше, скользнув краями губ по шее, – но не сейчас, Анара́д…

– Потом уже может быть поздно.

Домина вдруг убрала руки, прекратив доставлять удовольствие. Послышалось шуршание, а следом её платье бесшумно скользнуло на пол сбоку от него. Анара́д развернулся. Глаза Домины в тени золотистых волос зияли колодцами, были холодны и далёкими – от них можно было оцепенеть, но только не ему, не Анара́ду. Он огладил её взглядом: её грудь, покрывшаяся мурашками со сжатыми топорщащимися сосками от движения воздуха вздымалась обрывисто, мягкий живот, и ниже… Анара́д сам не помнил, как притянул её к себе, припадая губами к ложбинке между грудями, накрыв ладонями, стиснул их. Домина откинула голову назад, запустила пальцы в волосы, вороша их. Всколыхнулась и прокатилась по телу горячая волна, будоража.

– Ты очень много значишь для меня, княжич, – прошептала глухо, опускаясь на его колени, прильнув всем телом. Анара́д огладил плечи, смял бёдра крепче, плотнее рванул на себя – все мысли разом смыло оголившееся дикое желание, когда его палец – сначала один – проник во влажное лоно, потом и другой. Стон Домины влился в уши, упав на самое дно, разносясь оглушительным эхом во все стороны. Анара́д слизал чуть солоноватую проступившую испарину с соска, потом с другого. Домина задвигалась в такт его движениям, насаживаясь ненасытно, отчаянно, пока в глазах княжича ослепительно вспыхнуло.

Домина, задыхаясь, слепо ткнулась лбом в его лоб, но Анара́д видел совершенно не её, а серо синие полные ярой спеси глаза другой. Анара́д зло зашипел, оскаливаясь, рванул завязки на штанах, ворвался в тугое лоно слишком резко и грубо, но Домина с бурным вожделением приняла его в себя целиком, поддавая бёдра его ударам, подпрыгивая от жёстких толчков, вцепившись, как в спасительный берег, вскрикивая на волнах блаженства, которое вскоре подхватили и его, унося прочь в бездонную пучину горячей страсти. Он подумает обо всём утром.

Глава 4

Как ни удивительно, спала Агна на новом месте крепко, и снились ей леса зелёные, облитые тягучим жёлтым солнечным светом. Казалось, воздух светился и пах, наполненный цветочной патокой, и был так сладок, что дышалось с трудом, и голова шла кругом. Еще снилось поставленное неведомо кем средь чащи лесной древнее капище, громоздились птицы на вершинах деревянных, от времени мхом покрытых истуканов. И так хорошо было, спокойно на душе в этом месте, что уходить никуда не хотелось, сидела бы до самого заката и слушала, как шуршит трава под ногами, колышет ветерок соцветия белых ромашек, как звенит воздух чистотой, и поют птицы.