Анара́д оглядел стол, на середине которого стояла глиняная плошка, наполненная маслом, фитиль в ней горел тускло, освещая стены с полатями и лавками. Домины здесь не было. Княжич прошёл чуть вперёд, положив ладонь на пышущую жаром белёную мелом глиняную стенку печи.
Внутри него жар разлился жидким сплавом, когда слух тронул почти бесшумные шаги за дверью, и не успела Домина войти в дверь, как Анара́д сгрёб её в охапку и к стене притеснил, сжимая упругие груди с твёрдыми сосками, упершимися в его ладони горошинами. Не испугалась – знала, что внутри её ждали, погладила лопатки порывисто, вонзая пальчики в мышцы, сминая и сводя, от чего дрожь потекла по телу к самым стопам. В тусклом свете влажно и вожделенно блеснули её глаза. Он, напряжённый до предела, поймал её холодные с улицы губы, впился жадно и одичало.
– Тише, княжич, тише, – прошептала, – весь пыл свой растеряешь раньше времени, – тихо и бесстыдно рассмеялась, прижимаясь гибким станом к его телу – дразнила нарочно.
– А за это ты не переживай, Домина, – Анара́д собрал в горсти её густые, переливающие блеклым золотом, мягкие, как лебяжий пух, пахнувшие еловой смолой и горьким дымом волосы, поднёс к лицу, втягивая запах, потянул назад, другой рукой сжал её челюсть, разжимая и впиваясь поцелуем в раскрывшиеся губы, перекрывая ей дыхание, но уже не таким рьяным – не спешил, смакуя, будто сладость ягоды малины, вкус её тонких, но чувственных губ. Домина задохнулась, обхватила его уже крепче. Анара́д, теряя терпение – оно и так его жгло нестерпимо изнутри весь вечер – подхватил её под бёдра, поднимая с пола, пронёс к столу, умастив на самый краешек. Молча собрал вымокший в росе подол, задирая его до пояса, огладил покатые твёрдые бёдра, смял да рывком к себе ближе рванул.
Домина ловко сдёрнула с него рубаху, огладив ладонями грудь, потянула тесьму на штанах, приспуская их, огладив отверделую, налившуюся свинцом плоть, обхватила крепче его пояс ногами, что даже искры посыпали перед глазами от влажного прикосновения горячего лона. Анара́д, обезумев вконец, дёрнул ворот, выпростав женскую белую грудь, припал губами, согревая дыханием, сомкнул губы вокруг горошины, огладив языком.
Домина вскрикнула и выгнулась, запустив пальцы в его волосы, потянула больно. Анара́д, прикусив сосок, отстранился и, опёршись о стол ладонями и придавливая тяжестью своего веса, грубо толкнулся, позабыв о ласках, нависая над вздрогнувшей под его натиском Доминой, чувствуя влажную глубину, и как она охватила его плотно, призывая бешено врываться в неё, не останавливаясь, до потемнения в глазах, до испарины между лопатками.
Анара́д, смотря прямо в затуманенные глаза Домины, принялся размашистыми ударами толкаться в неё непрерывно, ощущая, как с каждым движение волны блажи тяжелели, разливались по телу сплавом, и темнело в глазах, и кровь в пах ударяла жарко и больно. Домина, вздрагивая под мужчиной, вцепилась в него, обжигая разгорячившимся дыханием шею, выпустила из горла стон. Анара́д, продолжая вдалбливать женщину в стол, на котором она едва удерживалась, держась за него, оглох на миг от собственного взрыва и, излив в горячую глубину семя, остановился, медленно продолжая насаживать на себя, скользя и проникая размеренно. Домина только задышала часто, не в силах выдержать эту муку, хватая ртом душный воздух, прильнула, как берёзовый лист к его влажному телу, испуская пронзительные стоны. Отдышавшись, Анара́д обхватил её затылок и припал к горевшим губам, собирая остатки дрожавшую на самых краешках уст истому тягучим поцелуем.
– Безумный, – прошептала она, обжигая его губы дыханием, обвив шею княжича, плавилась как размякшая глина в его руках, сдавила плотнее ногами, задерживая внутри себя.
Анара́д, как спала туманная пелена, всё же отстранился, выскальзывая из неё, поправил штаны и прошёл к печи, видя краем глаза, как Домина села, свела колени и одёрнула подол. |