Если бы мы могли изучать людей так, как я изучаю обитателей этого шара, мы подготовили бы все записи процесса воспроизводства, чтобы определить, является ли он главной функцией жизни или важнее примитивные функции людей, создавших собственную цивилизацию. (Что‑то белое запенилось в уголках его рта.) Я думаю, созревание – это когда дети уходят от родителей. А родители беспокоятся... Мы хотим, чтобы нас оставили в покое! Вот что я скажу! Вот что я объявлю им!..

Мальчик остановился. Его язык блестел от пены. Крошечные капельки блестели на губах. Он словно хотел убедить меня в своей правоте. Похоже, с головой у него было не все в порядке.

– Думаю, этот камень просто игрушка... – спокойно объяснил ему я. – Если ты останешься один, то всегда можешь посмотреть в глубь камня, и одиночество как рукой снимет. – Мне даже показалось, что он прямо сейчас последует моему совету. Вот он был в ярости, а теперь лицо его неожиданно приобрело глупое выражение, словно у двухгодовалого малыша. Боже, как в этот миг он походил на Энтони!

– Я говорил не об этом.

Он скрестил руку на груди. Казалось, он о чем‑то сосредоточенно думает.

– Ан... ты неглупый мальчик. Ты слишком самоуверен, но мне кажется, ты понимаешь, что я имею в виду. Ты ведь золотистый...

Все мои обиды на Ратлита испарились. Да и на Алегру. До сих пор не могу выразить словами то, что творилось тогда в моей душе, Ан смотрел на меня, переваривая мои слова. Он выглядел несчастным, брошенным ребенком.

– Сколько ты провел времени в одиночестве?

Он посмотрел на меня. Руки оставались сложены на груди.

– То, что я золотистый, выяснилось, когда мне исполнилось семь лет.

– Так давно?

– Да. – Он повернулся, и мы пошли дальше. – Я очень рано созрел в половом смысле.

– О! – Я кивнул. – Тогда ты был вдвое моложе. Каково это, маленький брат, быть золотистым?

Ан опустил руки, пожал плечами.

– Меня разлучили с семьей. Специальные классы. Программы тренинга. В этом плане я – псих.

– Удивительно. Глядя на тебя, не скажешь...

А как же тогда Ратлит? Как же Алегра?

– Я знаю, как выгляжу со стороны. Мы знали, что мы – психи, и это помогло нам пройти через психологический прессинг, когда корабль потерпел аварию на расстоянии двадцати тысяч световых лет от нашей планеты. Все так и было.

Поэтому последние несколько лет в нас, золотистых, искусственно развивали психологическую нестабильность. Она у нас глубоко в подсознании, так, чтобы мы не отличались от обычных людей в повседневной жизни. Люди правительства подвергали точно такой же обработке тех, чья гормональная система была близка к системе золотистых. Так они пытались создать побольше золотистых.

Я засмеялся, и тут мне в голову пришла поразительная мысль.

– Но объясни, почему ты ищешь работу именно здесь? Ты ведь мог бы договориться с каким‑нибудь золотистым и отправиться в иные галактики или поискать работу на одной из межгалактических трасс.

– Я побывал в другой галактике. Меня рассчитали и высадили с корабля месяца два назад. Множество Пересадочных Станций лежит между нами и той галактикой. Я собираюсь блуждать меж звезд, настраивая автоматическое оборудование, возможно, даже стать управляющим одной из Станций. Думаю, мне стоит обучиться какому‑то ремеслу, прежде чем отправляться в межгалактические дали.

– Стоит, – кивнул я. – Но чтобы работать, как я, ты должен узнать чертову уйму всего о внутренностях звездных двигателей. Неужели ты не понимаешь, что такому невозможно научиться за пару месяцев? А автоматическое оборудование! У меня такого и вовсе нет.