|
Она уже столько раз била меня, что теперь я почти не замечаю её пощечин. Правда, сейчас все было по-другому, но мы с ней и раньше сцеплялись всякий раз, когда оказывались в одной комнате. — А что было по-другому на этот раз? Она задумалась и наконец ответила, сдвинув брови: — На этот раз она была полна лютой ненависти, а не просто раздражена, как бывало раньше. Теперь я взрослая, а она не может этого стерпеть, хотя я и не понимаю, почему. — А кто она такая? — Вторая жена моего отца. — А, стало быть, она твоя мачеха. Люди рассказывают много историй об их злобности. От одного моего знакомого скальда я слышал рассказ о том, как мачеха превратила свою падчерицу в тыкву и оставила её на поле, чтобы она там сгнила. К счастью, мимо проходил маленький мальчик. Он пнул тыкву ногой, и она жалобно застонала от боли. Тогда мальчик дотронулся до неё рукой, и она снова превратилась в падчерицу. Мальчик испугался и убежал. — Твоя речь не похожа на речь дипломата. Может, ты все-таки обычный человек, как и прочие? — Возможно, когда-нибудь ты услышишь эту историю о злой мачехе со всеми подробностями. Но вернемся к разговору о твоей мачехе. — Мой отец любит её, несмотря на всю её злобность, сварливость и тщеславие. Как-никак она родила ему четырех сыновей. — Понятно. — Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что здесь видел, — сказала она, глядя на него с угрозой. — А зачем мне об этом рассказывать? Разве это так уж интересно? Разве мой рассказ мог бы кого-нибудь позабавить или поднять в чьих-то глазах мой авторитет? Она фыркнула. — Ну вот, ты опять ничего не сказал по существу, просто задал дурацкий вопрос. По-моему, ты довольно плохой дипломат. — Возможно, — спокойно согласился он. — Однако ты не ответила на мой вопрос: зачем мне рассказывать кому-либо о том, что ты пыталась выдрать волосы у своей мачехи? «Подбородок у неё упрямый, но красивый», — подумал Клив. — Ну, хорошо, — сказала девушка. — Все равно ты в конце концов узнаешь, разнюхаешь, на то ты и дипломат. Моя мачеха — это королева Сайра, жена короля. Когда он на ней женился, то сначала называл её Нафтой — так звали мою покойную мать, но ей это ужасно не нравилось, и он позволил ей снова носить прежнее имя. Это было после рождения её первого сына. — Сколько сложностей. Так, значит, ты дочь короля? — Да, я Чесса. — Необычное имя. — Не такое необычное, как то, которое мне дали при рождении. Все изменилось, когда мой отец женился. Кстати, у тебя тоже необычное имя. — Возможно. Но мне оно нравится. — У тебя разные глаза: один золотистый, другой голубой, как будто боги не смогли решить, какой цвет тебе больше подходит. Но получилось неплохо. — Что получилось? Мои глаза? Он ждал, что Чесса ответит, но она ничего не сказала. Клив улыбнулся, наблюдая, как она заплетает косы и подумал: «Она ни разу не поморщилась, глядя на мое лицо». * * * В просторной комнате короля Ситрика было много воздуха, стены — белые, как крыло голубки, чистые, без единого клочка паутины в углах. |
