Здесь он ненадолго задержался и с интересом понаблюдал за тем, как ночные гости входили в пустой дом. Их было трое; четвертый, надо полагать, так и остался торчать на улице, охраняя покой спящего предместья. Юрий сполз со стены и наконец-то вынул из зубов осточертевший фонарь, из-за которого у него уже начало сводить челюсти.

Высоко, как журавль, поднимая ноги, чтобы не шуршать заполонившей клумбы лебедой, Юрий пересек дворик и подошел к заднему крыльцу. Из открытой двери доносилось какое-то бряканье, шорохи и недовольное бормотание вполголоса: гости на ощупь шарили в потемках, пытаясь отыскать электрический щиток. Если бы они спросили Юрия, он бы подсказал, что щиток, скорее всего, находится в подвале, но они ни о чем не спрашивали — решили, как видно, и дальше продвигаться в полной темноте, опасаясь разбудить хозяев, которых не было дома.

— …Вернутся, никуда не денутся, — услышал он обрывок произнесенной кем-то фразы и остановился на пороге.

— Да вряд ли, — сказал он, заранее щурясь, чтобы не ослепнуть заодно с ночными гостями.

Кто-то резко, с шумом обернулся на его голос. Этот кто-то был совсем рядом, невидимый в темноте, и, чтобы лишить его этого преимущества, Юрий включил фонарь.

Широкий конус яркого света, показавшийся ослепительным даже Юрию, беззвучно ударил в темноту, вырвав из нее угол прихожей и всех троих взломщиков. Ближайший из них, крупный мужчина примерно одного возраста с Юрием, отшатнулся и зажмурился, прикрывая глаза рукой, но тут же напрягся и подался вперед. Юрию было знакомо это движение, он видел его тысячу раз и знал, что будет дальше.

— Хелло, Долли! — испуганно воскликнул кто-то.

Юрий погасил фонарь и тут же с силой ударил кулаком — вслепую, наугад, точно зная, что попадет куда надо.

И он попал. Кулак с хрустом врезался в чей-то подбородок — в темноте коротко вякнули, и что-то тяжелое, сшибая невидимую мебель, с грохотом обрушилось на пол. Темнота ответила матерной руганью, там глухо завозились, зашуршали, опять что-то уронили, а может быть, споткнувшись, упали сами, и кто-то, тяжело пыхтя и распространяя вокруг себя запахи пота, одеколона, табака и картофельных чипсов, тяжело налетел на Юрия, едва его не опрокинув. Юрий коротко ударил эту тушу локтем; туша была податливая, мягкая, но под толстым слоем жира обнаружилась очень недурная мускулатура, и вместо того, чтобы послушно улететь в непроглядный мрак, владелец этой туши вцепился в Юрия крепкими, как кузнечные клещи, руками.

— Вот он, сука, — прохрипел этот человек, — держу! Мочи его, урода!

Юрий врезал ему справа, стараясь попасть туда, откуда исходил этот хриплый голос. Он немного промахнулся и вместо рта угодил в ухо, но вцепившиеся в него руки разжались, и державший Юрия человек исчез во мраке. Там опять что-то опрокинулось и затрещало, явно ломаясь в щепки, упавший матерно зарычал; Юрий торопливо шагнул в сторону, натолкнулся плечом на стену и беззвучно скользнул по ней вправо, подальше он предательски серевшего прямоугольника открытой двери. Рядом послышался какой-то шум, что-то задело руку Юрия и с неприятным металлическим скрежетом чиркнуло по штукатурке. «Нож», — понял Юрий и наугад ударил кулаком в темноту. Кулак прошелся по чьей-то щеке, зацепив ухо, — так, во всяком случае, показалось Юрию. Этого хватило, чтобы отбросить противника в сторону. «Ой, е, — послышалось оттуда. — Хелло, Долли! Ну, сучара, молись!»

Юрий все время ждал выстрелов, но их почему-то не было: взломщики то ли не имели при себе оружия, то ли просто не хотели шуметь. Если верно было второе, то выстрел мог раздаться в любую секунду: как ни крути, а шум, пусть даже очень громкий, лучше сломанных ребер.