– Завтра я хочу сводить вас с Уиллоу в одно место, – сказал я. – В юридическую контору.

Ошарашенная, Шарлотта опустилась на кровать.

– Но зачем?

Я сомневался, что смогу выразить словами эмоции, которые служили мне объяснением.

– Как с нами обращались… Арест… Я не могу спустить им это с рук.

Она непонимающе уставилась на меня.

– Ты же сам сказал, чтобы мы ехали домой и забыли обо всем. Жизнь, дескать, продолжается.

– Да, а знаешь, как продолжилась моя жизнь сегодня? Весь департамент поднял меня на смех. Я теперь навсегда останусь копом, которого угораздило попасть в кутузку. Они испортили мне репутацию, а репутация – это главное в работе. – Я присел рядом, все еще полный сомнений. Каждый день я сражался во имя правды, боролся за нее, отстаивал ее идеалы – но сам подчас не мог ее сказать. Особенно, если сказать правду означало обнажить душу. – Они отобрали у меня семью. Я сидел в камере, думал о вас, и мне хотелось одного: сделать кому‑то больно. Мне хотелось превратиться в человека, за которого они меня приняли.

Шарлотта подняла глаза.

– Кто «они»?

Наши пальцы несмело переплелись.

– Это, я надеюсь, нам объяснит адвокат.

Стены в офисе Роберта Рамиреза были оклеены аннулированными чеками выплат, которых он добился для своих бывших клиентов. Сложив руки за спиной, я не спеша прохаживался по приемной, иногда подаваясь вперед, чтобы прочесть сумму. «В пользу такого‑то выплачено триста пятьдесят тысяч долларов». «Один миллион двести тысяч». «Восемьсот девяносто тысяч». Амелия крутилась вокруг кофейного автомата – машины с неожиданно стильным дизайном. Просто ставишь стаканчик и жмешь на кнопку, выбрав нужный вкус.

– Мам, можно я куплю чашку кофе?

– Нет, – ответила Шарлотта. Она сидела на диване рядом с тобой и постоянно поправляла гипс, соскальзывавший по грубой коже обивки.

– А чай? Чай там тоже есть, И какао.

– Я сказала, нет!

Секретарша встала из‑за стола.

– Мистер Рамирез готов вас принять.

Я подхватил тебя на руки, и мы гуськом потянулись за секретаршей, которая привела нас в конференц‑зал со стенами из матового стекла. Она же открыла нам дверь, но мне все равно пришлось наклонить тебя, чтобы просочиться в проем. Войдя, я сразу же уставился на Рамиреза: не хотел пропустить выражения его лица, когда он впервые тебя увидит.

– Здравствуйте, мистер О'Киф, – сказал он, протягивая руку.

Я пожал ее и представил свою семью.

– Это моя жена Шарлотта и мои дочки – Амелия и Уиллоу.

– Очень приятно, дамы, – сказал Рамирез и попросил секретаршу принести цветные мелки и книжки‑раскраски.

Из‑за спины послышалось презрительное хмыканье: это Амелия давала понять, что раскраски – развлечение для детворы, а не для девушек, которые уже носят пробные лифчики.

– Стомиллиардный мелок, выпущенный компанией «Крэйола», был цвета «голубой барвинок», – сказала ты.

Рамирез изумленно вскинул брови.

– Интересная информация, – согласился он и представил нам женщину, стоявшую рядом, – Марин Гейтс, моя помощница.

Выглядела она соответствующе. С черными волосами, стянутыми на затылке, и в этом костюме цвета морской волны она могла бы быть симпатичной, но что‑то меня в ней отталкивало. Подумав, я решил, что виноват ее рот. Она как будто готова была с минуты на минуту плюнуть какой‑то гадостью, а то и ядом.

– Я пригласил Марин на нашу встречу в качестве наблюдателя, – сказал Рамирез.