— Это возражение, мистер Халлек, или сердечный приступ?

Зрители, к счастью немногочисленные, захихикали.

— Ничего, Ваша Честь, — пролепетал Халлек. — Я передумал.

Бойнтон хмыкнул. Процедура продолжалась, а Халлек, потея, размышлял, как ему удастся встать.

Через десять минут судья объявил перерыв. Халлек сидел за столом ответчика, притворяясь, будто пролистывает стопку бумаг. Когда зал слушаний почти опустел, он встал, засунул руки в карманы пиджака, надеясь, что жест выглядит небрежным. На самом деле он поддерживал брюки.

В уединенной кабинке мужского туалета он снял пиджак, посмотрел на брюки и вытащил пояс. Его штаны, все еще застегнутые на пуговицу и молнию, соскользнули по лодыжкам, а мелочь в кармане приглушенно звякнула о кафельный пол. Он сел на крышку унитаза, держа перед собой как свиток рукописи, и всмотрелся в него. Он смог прочитать историю, которая была еще более тревожной. Пояс был подарком Линды ко Дню Отца два года назад. Вилли развернул его, вчитываясь, и почувствовал, как сердце побежало испуганным галопом.

Дочь купила слишком короткий пояс, и Халлек вспомнил, как подумал — с грустью, — что с ее стороны это было простительным оптимизмом. Тем не менее, когда он сделал лишнюю дырку, пояс стал вполне пригоден. Только когда он бросил курить, стало немного тяжело его застегивать, даже используя вспомогательное отверстие. После того как он бросил курить… но до того как сбил старую цыганку.

Теперь на его поясе появились новые складки: за второй дыркой… четвертой… и пятой… и наконец шестой, последней.

С возрастающим отчаянием Халлек видел, что каждая складка была ровней предыдущей. Его пояс рассказывал более краткую и правдивую историю, чем Майкл Хьюстон. Он, не переставая, терял вес. Процесс не замедлялся, а ускорялся. Вилли добрался до последней дырки пояса, который хотел выбросить как слишком маленький всего два месяца назад. Теперь нужно было проколоть седьмое отверстие.

Вилли взглянул на часы и увидел, что пора возвращаться. Но теперь для него некоторые вещи стали гораздо важнее, чем решение судьи Бойнтона… утверждать или не утверждать новое завещание…

Халлек прислушался. В туалете он был один. Он поднял брюки одной рукой и вышел из кабинки, потом снова опустил брюки и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной, потом поднял подол рубашки, чтобы лучше разглядеть живот, который совсем недавно был причиной его мучений.

Жалкий писк вырвался из его горла. Избирательное восприятие не смогло выдержать. Халлек увидел, что то скромное брюшко, что пришло на смену его выступающему карнизу, тоже исчезло. Несомненно, но факт, несмотря на всю смехотворность его позы. Но факты могут принимать разнообразную форму — этому быстро учатся, занимаясь юридическим бизнесом. Но произошедшая метаморфоза выглядела убедительно, неопровержимо. Халлек выглядел как подросток, обрядившийся в одежду своего отца. Он стоял в комической позе перед рядом раковин, истерически рассуждая: «У кого есть карандаш? Мне срочно нужно нарисовать поддельные усы».

Захлебывающийся желчный хохот вырвался из его горла при виде птенцов, спавших на ботинках и носках, обтягивающих его волосатые лодыжки. В этот момент он внезапно просто поверил всему. Цыган проклял его. Да, это не рак. Рак более милостиво отнесся бы к нему. Тут что-то другое, и события только начинают разворачиваться.

Голос кондуктора прозвучал у него в голове: «Следующая остановка — Анорексия Невроза! Вилли Халлек, приготовьтесь к выходу!»

Звук не утихал в его горле: смех, звучавший воплем, или вопль, звучавший воплем, или вопль, звучавший смехом, какая разница?

«Кому можно рассказать? Можно рассказать Хейди? Она решит, что я свихнулся».