— Ему лучше знать. Сиди спокойно и жди. Он сам все уладит. Что бы ни случилось, сиди и носа не высовывай.
Ураганным ливнем прошуршали по земле шаги сотен ног, прогромыхали голоса. На брезентовой стене обозначилась квадратная тень-то был Лондон, — и знакомый голос прокричал:
— Спокойнее, ребята, спокойнее!
— Мы ему покажем, кто струсил!
И снова голос Лондона.
— Вас отругали — вот вы и злобитесь. И мой друг здесь ни при чем. А сейчас вы поработали на славу. А мой друг — он друг и вам. Он же день и ночь ради вас старался, намаялся.
Судя по всему, настроение толпы менялось, напор на Лондона ослабел, растворился в разрозненных криках.
— Все ясно, Лондон!
— Но ведь он обозвал нас трусами!
Мак, наконец, перевел дух.
— Ну, Джим, пронесло, чудом пронесло.
Квадратная тень на палаточной стене не шелохнулась, а беспокойные выкрики стали удаляться, озлобленность таяла.
Лондон, однако, не закончил разговор.
— Ну, а если кто из вас думает, что я персики лопаю, зайдите да посмотрите.
— Да что ты, Лондон. У нас и в мыслях такого не было.
— Это все Бэрк придумал, чтоб ему пусто было.
— Он давно против тебя, Лондон, народ подговаривает. Сам слышал.
— Что ж, давайте расходиться, ребята. Меня дела ждут.
Голоса стихли, толпа, очевидно, разошлась, и лишь тогда Лондон откинул полог и устало вошел в палатку.
— Спасибо, — сказал Мак. — Мы на волосок от гибели были. Ты даже и не представляешь, Лондон. А здорово ты их утихомирил. Ох, как здорово.
— Да я и сам испугался, — признался Лондон. — Небось, презирать меня за это не станешь. На обратном пути и меня что-то так разобрало, сам бы тебя придушил, — он ухмыльнулся. — Даже не знаю почему.
— Да и они не знают, — вздохнул Мак. — Так уж мир устроен. Ну, а теперь рассказывай, что на дороге произошло.
— Мы их в лепешку раскатали! И следа от них не осталось. Пробовали нас газом отравить, конечно, кое-кто из ребят закашлялся, слезы из глаз. И все равно им ни за что было нас не одолеть. Как они драпали! А остальных наши буквально втоптали в землю. Ребята удержу не знали.
— В вас стреляли?
— Да они и ружей вскинуть не успели — мы уж у них под носом. Пальнули поверх голов, чтоб попугать, а мы, знай себе, вперед прем. Легавым тоже не очень охота по людям стрелять. Мы накатили, смяли их, баррикаду в щепки.
— Машины с собой брали?
— Целых восемь штук. На них наши самые отчаянные парни ехали.
— Убили кого из легавых? — сурово спросил Мак.
— А кто его знает. Я не следил. Может, убили. Ребята прямо озверели. Их, поди, и с пулеметами не остановили бы.
— То, что надо! — обрадовался Мак. — Да если б мы могли в нужную минуту наддать жару, а сделав дело, хладнокровно притормозить, завтра утром у нас бы революция началась, а к вечеру б кончилась. Ребята что-то уж очень быстро со всем управились.
— До баррикады бегом бежали, почти милю. А уж обратно едва ползли — выдохлись. Меня аж блевать тянет. Непривычен бегать-то.
— Ясно, — кивнул Мак. — Хотя, конечно, бег тут ни при чем. Такая встряска все нутро перевернет. Небось сейчас многие завтрак стравливают.
Лондон словно только приметил Джима. Подошел, размашисто хлопнул по спине.
— Хорошую мысль мне подал. Я Бэрка-то уложил, стою, не знаю, что делать. А тут ребята окружили, чую, злоба в них так и кипит. Еще чуток, и за меня бы принялись или еще за кого. Глядь: ты там рукой машешь на дорогу. |