Куда ни дернешься - повсюду

 в туман забот погружена,

 лаская взорами посуду,

 вокруг тебя сидит жена.

Глаз людской куда ни глянет,

 сохнут бабы от тоски,

 что любовь мужская вянет

 и теряет лепестки.

Послушно соглашаюсь я с женой,

 хотя я совершенно не уверен,

 что конь, пускай изрядно пожилой,

 уже обязан тихим быть, как мерин.

Когда у нас рассудок, дух и честь

 находятся в согласии и мире,

 еще у двоеженца радость есть

 от мысли, что не три и не четыре.

Да, я бывал и груб и зол,

 однако помяну,

 что я за целый век извел

 всего одну жену.

 4 (фрагмент)

Слишком я люблю друзей моих,

 чтобы слишком часто видеть их

Течёт беспечно, как вода,

 среди полей и косогоров,

 живительная ерунда

 вечерних наших разговоров.

Тяжки для живого организма

 трели жизнерадостного свиста,

 нету лучшей школы пессимизма,

 чем подолгу видеть оптимиста.

Не могут ничем насладиться вполне

 и маются с юмором люди,

 и видят ночами все время во сне

 они горбуна на верблюде.

Мы одиноки, как собаки,

 но нас уже ничем не купишь,

 а бравши силой, понял всякий,

 что только хер зазря затупишь.

По собственному вкусу я сужу,

 чего от собеседника нам нужно,

 и вздор напропалую горожу

 охотнее, чем умствую натужно.

Ты в азарте бесподобен

 ярой одурью своей,

 так мой пес весной способен

 пылко трахать кобелей.

Я вижу объяснение простое

 того, что ты настолько лучезарен:

 тебя, наверно, мать рожала стоя

 и был немного пол тобой ударен.

Хоть я свои недуги не лечу,

 однако, зная многих докторов,

 я изредка к приятелю-врачу хожу,

 когда бедняга нездоров.

То истомясь печалью личной,

 то от погибели в вершке,

 весь век по жизни горемычной

 мечусь, как мышь в ночном горшке.

Я курю возле рюмки моей,

 а по миру сочится с экранов

 соловьиное пение змей

 и тигриные рыки баранов.

Мой восторг от жизни обоснован,

 Бог весьма украсил жизнь мою:

 я, по счастью, так необразован,

 что все время что-то узнаю.

В эпоху той поры волшебной,

 когда дышал еще легко,

 для всех в моей груди душевной

 имелось птичье молоко.

Сбыл гостя. Жизнь опять моя.

 Слегка душа очнулась в теле.

 Но чувство странное, что я -

 башмак, который не надели.

Поскольку я большой философ,

 то жизнь открыла мне сама,

 что глупость - самый лучший способ

 употребления ума.