— Какого черта, Таудлиц! — сказал корветен-капитан Редль.

И только тут все заметили, что он стоит около колонны, увитой живыми цветами, в форме немецкого подводника, с Железным крестом на груди, кривя губы в саркастической усмешке.

— Что за балаган вы здесь устроили? Вы позорите рейх!

Коротким воплем подавилась серебряная труба.

Король Луи встал с трона, сделал несколько шагов вперед.

Толпа пала на колени, со страхом наблюдая за продолжающим небрежно стоять корветен-капитаном.

— Ну? — сказал тот. — Что вы на меня уставились?

Король белыми яростными глазами смотрел на него.

— Дурак, — сказал Луи. — Такой праздник испортил!

Пуля из армейского парабеллума пробила лоб корветен-капитана. В напряженной тишине выстрел прозвучал излишне громко — короткий ответ на вызывающие и уничижительные слова.

Тело бунтаря еще не успело коснуться напольных плит, а пришедший в себя герцог де Роган уже закричал ликующе и восторженно:

— Вот поступок, достойный настоящего короля!

— Вот слова, достойные настоящего короля!

Рявкнули ожившие трубы, колыхнулась толпа, стоящая на коленях, и кто-то из будущих придворных, перешагнув через труп, бросился к ногам своего короля, спрятавшего пистолет за пояс, поймал его руку, унизанную золотыми перстнями, и истово впился в нее, словно не человек это был, а изголодавшийся по крови вампир:

— Да здравствует король!

Луи едва не отдернул руку, движимый ненавистью к любой неожиданности, но взял себя в руки, вспомнил все, что почерпнул когда-то из книг, возложил руку на голову стоящего подле него на коленях человека, а потом, сняв один из перстней, протянул его будущему возвестителю.

Толпа вновь захлебнулась восторженными криками, повинуясь тайному знаку герцога де Рогана, несколько слуг бросились вперед, подхватили с пола мертвое тело и вынесли его из зала.

Несколько мгновений король Луи XVI стоял насупленный, едва сдерживающий рвущийся из него гнев, потом вскинул руку: толпа уже повиновалась ему без каких-либо предварительных репетиций — шум в зале немедленно стих, все смотрели на обожаемого отныне монарха.

— Паризия! — воскликнул Луи. — Клянусь, никто не сумеет испортить нам праздник, как бы он этого ни хотел. Паризия и я.

Он кивнул герцогу, через плечо глянул на стоящего в шаге за ним кардинала. Кардинал значительно кивнул своему королю.

— Прошу в пиршественный зал, господа! — пригласил герцог.

— Сам виноват! — не размыкая тонких губ, сказал кардинал.

— Вы правы, Ришелье! Любое строение стоит долго, если фундамент его впитал кровь, — не поворачивая головы, отозвался король.

О, эти королевские столы!

Не успела будущая дворцовая знать рассесться по предназначенным местам, ударили, установленные на отдельных столиках фонтаны, разбрызгивающие духи и благовония, заклокотал и ожил коричневый шоколадный вулкан в центре зала — из него взвился столб дыма, и показались языки пламени. На длинном столе вдоль кирпичной стены, украшенной щитами с лилиями, на сахарном фундаменте цвел фантастический сад из сахара, пастилы, зефира и марципанов разного цвета. В саду были клумбы, посыпанные сахарной пудрой и окаймленные кустами букса. Сад пересекала аллея, на которой виднелись маленькие фигурки, весьма искусно выполненные из сахара.

Подали первую перемену, в числе которой была гора паштета со снежной верхушкой из отбеленного свиного сала и лесами из свежей зелени. Не успели повара коснуться гастрономического чуда ножами, как гора вскрылась, и из ее недр выскочил темнокожий карлик, держа в руках букет золотых лилий, которые он с изящнейшим поклоном вручил королю.