Джеффри Уоткинс был человеком лет сорока, ростом сантиметра на три ниже Райана. Его аккуратно подстриженные чёрные волосы уже начали седеть на висках, кожа была бледной, как у всякого, кто редко бывает на солнце. Более всего он походил на дипломата. Улыбка его была столь совершенной, что, казалось, он разучивал её перед зеркалом. Такая улыбка могла выразить что угодно. Или – что более верно – ничего. Однако в его голубых глазах светилось любопытство попытка разгадать, из какого теста слеплен этот Джон Патрик Райан. Объект сего любопытства уже здорово устал от всех этих испытующих взглядов, но приходилось терпеть.

– Джефф в какой‑то мере эксперт по Северной Ирландии, – сказал Холмс.

– В этих делах никто не эксперт, – покачал головой Уоткинс.

– Я был там вначале, ещё в шестьдесят девятом году. Я тогда был в армии, младшим офицером… ну, это не важно. Как по‑вашему, доктор Райан, мы должны подходить к этой проблеме?

– Мне вот уже три недели задают этот вопрос. Откуда же мне знать?

– Все ещё в поисках новых идей, Джефф? – спросил Холмс.

– Должна же где‑то наличествовать верная идея, – ответил тот, не спуская глаз с Райана.

– У меня таковой нет, – сказал Джек. – А если она у кого‑то и есть, как вы об этом узнаете? Я преподаю историю – преподаю, а не творю её.

– Просто учитель истории, и вдруг эти двое падают на вашу голову…

– Мы хотели проверить, правда ли, что он работает на ЦРУ, как о том сообщили газеты, – вклинился Чарльстон.

Джек понял намёк. Уоткинсу вовсе не было положено знать все, тем более о былых контактах Райана с Управлением. Другое дело, если он сам об этом догадывался. Но – правила есть правила. «Вот поэтому‑то я и отверг предложение Грира, – вспомнил Джек. – Из‑за этих дурацких правил. Нельзя говорить ни с кем о том‑то и о том‑то. Даже с собственной женой. Безопасность. Безопасность. Безопасность… Чушь! Ясно, что кое‑что должно храниться в тайне, но если никому нет доступа к этой тайне, какой же от неё толк? Кому нужна тайна, если вы не можете использовать её?»

– Знаете, так хорошо было бы вернуться в Аннаполис. Курсанты, по крайней мере, не сомневаются в том, что я – преподаватель.

– Верно, – заметил Уоткинс и про себя подумал: «И глава „Интеллидженс сервис“ интересуется вашим мнением о Трафальгарском сражении. Так кто же вы всё‑таки, доктор Райан?»

Оставив в 1972 году военную службу и поступив в Иностранный отдел, Уоткинс часто играл в популярную среди мидовских служащих игру под названием: «Кто шпион?» С этим Райаном он никак не мог понять что к чему, и это его интриговало. Уоткинс обожал игры. Всякие.

– Чем вы занимаетесь теперь, Джефф? – спросил Холмс.

– Вы имеете в виду – что я делаю после двенадцатичасового рабочего дня? Умудряюсь ещё что‑то читать. Сейчас вот перечитываю «Молль Флендерс».

– Серьёзно? – спросил Холмс. – А я несколько дней тому назад взялся за «Робинзона Крузо». Если хочешь отключиться, нет лучшего способа, чем классики.

– А вы, что скажете о классиках, доктор Райан? – спросил Уоткинс.

– Читывал когда‑то. Образование‑то я получил у иезуитов, так что… Они без старья никуда. «Разве „Молль Флендерс“ – классика? – мелькнуло у него. Это не латынь и не греческий. Да и не Шекспир…»

– «Старьё». Что за непочтительность! – рассмеялся Уоткинс.

– Вы когда‑нибудь пытались читать Вергилия в оригинале? – спросил Райан.