– Просто не куры, а попугаи какие-то, – недовольно проворчал доцент Петел, глядя, как по лестнице на столб карабкается очередной, весьма упитанный петух – тот самый обжора Кочет, что заказал Мазокуру возбуждающий аппетит натюрморт. – Вы помните, коллега Алектор, как появился этот позорный аттракцион? А?

– Помню, помню, – отмахнулся профессор, лишь бы отвязаться от назойливого доцента.

– А то, если вдруг по старости своей забыли, так я расскажу, освежу вам память, – продолжал издеваться над профессором и заодно – над всеми прочими соотечественниками доцент Петел. – Прослышали наши умники в Кур-Щавеле, что в Империи Бройлеров дирижабль построили. Из гудрона. На канате в небесах держится. Вот потому-то и стали у бройлеров этот самый гудрон в немеряных количествах закупать, чтоб, значит, самим такой же дирижабль соорудить.

– Вот как? – непритворно удивился Алектор. – Так вот, оказывается, в чем историческая подоплека всей этой нелепости с закупками гудрона…

– В этом, в этом, уверяю вас, – затряс клювом Петел. – Да только не учли, что у них, у бройлеров – тех-но-ло-гии, а у нас – одна только лохань с пшеном. Ну и свален теперь этот гудрон на задворках города.

Алектор возмутился:

– Вы же позиционируете себя как яростного патриота, курофила! И так превозносите достижения бройлеров, унижая при этом достоинство ваших же сограждан. Вы все-таки опять поменяли ориентацию? Признайтесь.

– Доля самокритики требуется каждому обществу, на каждой стадии его развития, – заученно прокудахтал Петел.

– А, я понял, кто вы, – надменно посмотрел на него Кур-Ратор наук. – Знаете, в нашем лесу есть грибы, грузди называются?

– Отлично знаю. Даже ем иногда отварными с овсяной кашей.

– Вот и славно. А есть еще так называемые подгруздки – они вроде бы и похожи чем-то на настоящие грузди, а клюнешь – совсем вкус другой… Но все равно – какой-то похожий, если вдумчиво въесться.

– Да-да, я, кажется, это подмечал, – покивал гребешком доцент.

– Так вот, Петел, вы – подбройлер. Бройлерный подпевала. Вроде бы вы и в перьях, вроде бы и питаетесь-то по-куриному, но все равно вы – недокур. Недокурок.

Петел почему-то слушал очень внимательно, не пытаясь не перебить, не переубедить оппонента.

– Надо же, вы даже не обижаетесь! – подивился Алектор. – Для простого петуха это просто расчудесное душевное качество. А для окольцовца… Да еще такого беспринципного, как вы… Для вас давно придумана поговорка: его оттоптали, а он отряхнулся и дальше пошел!

Петел, поняв, что профессор высказался до конца, на полном серьезе похлопал ему крыльями.

– Браво, профессор! – безо всякой издевки изрек завзятый кукарекун. – От всей души – рад. Недокур! Недокур! Вы хоть сами-то понимаете, насколько важное понятие сейчас обозначили? Попросил бы подарить мне этот новый термин, да не смею – вы уж сами обличайте этим словом наших феминизированных окольцовцев.

– Брррррр…. – замотал головой ничего не понявший из этой тирады Алектор.

Петел доверительно накрыл его плечо своим свободным от рукописи крылом:

– Вы дрейфуете в правильном направлении, дорогой Алектор. И я теперь понимаю, что могу рассчитывать на вашу осознанную поддержку в редакции «Курям».

– Ну а при чем тут все-таки попугаи? – профессор Алектор почувствовал, что стремительно тупеет.

– А при том, что менталитет у нас вовсе не петушиный, как они говорят в «Ума палате».