И в чем же, скажите на милость, заключалась эта угроза?

Да вот в чем. А вдруг кое-кто из скудоумных гройлеров окажется не таким уж скудоумным? Возьмет да и начнет задумываться о смысле жизни, о (страшно сказать!) взаимной любви и заботе о детях? О цветастых перьевых нарядах, моде, красоте? Вдруг кто-то захочет щипать траву, «клевать клевер» да зернышки вместо ежедневных инъекций антибиотиков и жирообразующих порошков?

Ну, один – это еще пустяки, свернуть ему шею хромированной цапалкой – и дело с концом. И хорь с ним… А если массово? Тогда это будет конец империи, торжество чиккенов и… и просто – курам на смех! И еще. Вот возьмут эти пернатые да и поддержат бунтарей пшеном! Или каким-то образом десантируются в империю гройлеров, наглядно демонстрируя свой, куриный, образ жизни? Впрочем, этому не бывать – ведь тупая, а, значит, самая главная сила – мускульно-жировая – на стороне гройлеров. И так будет всегда!

Мистер Гройль вновь самодовольно оглядел себя в зеркале трюмо. Он стоял в чем мать… то есть, конечно же, не мать, откуда у гройлера может взяться мать или отец? Стоял мистер Гройль, в чем инкубатор родил. Его мать, как у всех гройлеров – это уютная, теплая и просторная колба, а отец – «живой» поток биологических лучей.

И наряд мистера Гройля, как и всего его народа – единственно прекрасный в мире, потому что – откровенный, честный, без лицемерия. И – одинаковый для всех, унифицированный. Юнисекс, так сказать. Голая шкура, лоснящаяся от жира и благовоний – вот естественный и самый подходящий облик для всех без исключения гройлеров. А в будущем – и не только для гройлеров! Да-да, гройлерный порядок – это наивысшее благо для всех, хотя почему-то все этого никак не хотят понять по недалекости своей…

И никаких вам, гр-раждане, половых признаков – ни первичных, ни вторичных. Так что стесняться своей наготы гройлеру незачем. У гройлеров нет мужского и женского рода, они бесполые. Они – само совершенство. Потому-то никто из подрастающего поколения гройлеров и ведать не ведает о чувствах, которые лишь отвлекают от непрерывного производства гудрона и накопления веса тушки! Таких вредоносных чувствах, как любовь, забота о детях, милосердие. И даже – дружба, ибо на какой основе могут возникнуть приятельские отношения между совершено одинаковыми, тиражированными в инкубаторе особями, а? Ну-ка, скажите на милость!

«Именно мы, гройлеры, осуществили вековую мечту: стерли различия между полами, исключили из жизни дискриминацию и предпочтения по видовому и гендерному признаку. Это пускай себе старомодные петухи галантно ухаживают за курочками, сохнут от любви, в буквальном смысле худеют и теряют в весе. А мы будем толстеть и набираться сил!» – внушал себе мистер Гройль идею величия своей миссии.

И он загнусавил с хрипотцой, подхватывая гимн:

«Единственный смысл бытия каждого гройлера, помимо, конечно, жизненно необходимого производства гудрона – это увеличение веса своей тушки, а, значит, усиление мощи всей империи! Хороший гройлер – толстый гройлер! Единственное правильное государственное устройство – гройлерная империя!»

Так мыслил мистер Гройль, Старший Канцеляр Империи Гройлеров.

И даже небольшая неувязочка в тексте гимна не царапнула куриной лапой его изощренный слух. А была неувязочка, была… «Солнце к речке клонится…» Никакой речки в Империи Гройлеров отродясь не бывало – разве что реки расплавленного гудрона текли из печей в формовочный цех.

Но речка-невеличка текла в соседнем, захребетном Куростане – такая маленькая речушка, что кое-где ее куры пешком вброд переходили. И все-таки это была речка: с хрустальной горной водицей, с искрящимся в ее брызгах солнышком…

Как же появилась эта самая «речка» в гимне Империи Гройлеров, сочиненном Старшим Канцеляром? Видимо, это объясняется не чем иным, как разве что… генетической памятью.