– Чо я... – Джо попытался сказать, но что‑то застряло у него в горле, и фраза оборвалась. – Чо я чую? – еле слышно прошептал он, поскольку громче говорить не мог.

– Скорбь, – ответил Рон.

Обозначенная эмоция сделалась узнаваемой – безмерная всеподавляющая скорбь, что вытягивала все движение из мышц, всю радость из глаз.

– Из‑за них я скорбь чую? – спросил Джо. – Пачему?

– Они рабы, – объяснил Рон. – Они строят – строят прекрасно, неподражаемо. Ценность их колоссальна. Они отстроили половину Империи. И Империя их таким образом защищает.

– Защищает? – переспросил Джо.

– К ним нельзя приблизиться, не ощущая этой скорби.

– Кто же их тада пакупает?

– Немногие. Но покупателей все же достаточно, чтобы они были невероятно ценными рабами.

– Пачему же их не ослобонят? – спросил Джо, и этот вопрос стал застрявшим в горле воплем.

– Экономика, – ответил Рон.

– Жлуп, как ты можешь пра экономику, када такое чуешь?

– Некоторые могут, – сказал Рон. – Хотя очень мало кто. В этом защита Ллл.

Джо прижал к глазам кулаки.

– Пашли отседа.

– Останемся еще ненадолго, – возразил Рон. – Мы сейчас для них поиграем. – Он сел на ящик, положил гитару себе на колено и извлек из струн ладовый аккорд, – Давай, – сказал он Джо. – Я тебе подыграю.

Джо подул, но дыхание его было таким слабым, что нота задрожала и умерла, так толком и не родившись.

– Я... я не хачу, – запротестовал Джо.

– Это твоя работа, челночник, – просто сказал Рон. – Ты должен заботиться о грузе, когда он на борту. Они любят музыку. Она сделает их счастливей.

– А мя... мя ана тоже счастливей сдеет? – спросил Джо.

Рон покачал головой.

– Нет.

Джо поднес окарину к губам, набрал побольше воздуха и подул. Длинные ноты наполнили грузовой отсек корабля, и когда Джо закрыл глаза, слезы растопили темноту по ту сторону век.

Облигато Рона оплетало мелодию, которую Джо извлекал из окарины. Каждая нота обретала терпкость, подобную хорошим духам, и вызывала перед Джо различные образы, пока он с закрытыми глазами играл: вот Новый Цикл в пору неурожая миназина, вот похороны Билли Джеймса, вот тот день, когда Лилли посмеялась над ним, когда он попытался поцеловать ее за генератором силовой ограды, вот тот раз, когда убитые кепарды были взвешены, и выяснилось, что его добыча потянула на десять фунтов меньше, чем у Ил Оди, а ведь Ил была на три года его младше, и все всегда говорили, какая она замечательная – короче говоря, все грустные воспоминания его симплексного существования.

Когда они через полчаса вылезали из грузового отсека, ощущение скорби катилось за ними подобно схлынувшей волне. Рон закрепил крышку люка, и Джо почувствовал полное изнеможение.

– Ну как, тяжелая работенка? – улыбаясь, спросил Рон. Слезы прочертили дорожки на его запыленном лице.

Джо ничего не ответил – он изо всех сил старался удержаться от того, чтобы в голос не зарыдать от тоски по дому, которая все еще сжимала его горло. «Ты всегда сможешь обернуться и осадить назад», – сказала тогда Чарона. Он почти было собрался.

Но тут голос из динамика произнес:

– Пусть красивый парнишка будет так добр прийти ко мне на урок интерлинга.

– Это Сан‑Северина, – сказал Рон. – Она наша единственная пассажирка. Ллл принадлежат ей.