Они казались бесконечно завороженными друг другом. Вступали новые голоса, рассказывая, как этот просыпается до зари, а тот разговаривает во сне. Я ела тост, пила какао и слушала их как далекий птичий щебет.

– С тобой все в порядке? – раздался голос Кэтлин рядом с моим ухом.

– Все хорошо.

– Мы шумная кодла. Мама говорит, что мы хуже мартышек. – Кэтлин снова откинула косу. Та каким‑то образом упорно переползала обратно через плечо, сколько бы ее ни откидывали. У Кэтлин было маленькое личико, довольно простое, но когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. – Тебе тринадцать?

– Двенадцать. Тринадцать будет летом, – уточнила я.

– Когда у тебя день рождения?

Остальные дети постепенно разбрелись, и за столом остались только мы с Кэтлин. Она болтала о домашних животных, о нарядах, о телепередачах – вещах, о которых я знала очень немного, разве что из книг.

– Ты всегда так одеваешься? – спросила она без тени издевки.

Я оглядела свою простенькую белую хлопчатобумажную накрахмаленную блузку и свободные накрахмаленные темные брюки.

– Да.

Мне хотелось добавить: «Благодаря твоей матери. Это она покупает мне одежду».

Если честно, миссис Макги не всегда покупала мне бесцветную одежду. Когда я была совсем маленькой, лет двух или трех, она купила мне пестрый летний костюмчик, где были перемешаны красный, зеленый и голубой цвета. Отец при виде его поморщился и попросил немедленно снять это с меня.

Кэтлин была одета в обтягивающие джинсы и лиловую футболку. Я удивилась, почему они не накрахмалены.

– Мама сказала, что тебе нужно больше цвета в жизни. – Кэтлин поднялась. – Пойдем, покажу мою комнату.

По пути в комнату Кэтлин мы миновали захламленное помещение с телевизором на стене.

– Этот большой экран папа купил нам на Рождество, – сказала Кэтлин.

Макгарриты оккупировали два дивана и разнокалиберные стулья, кто‑то валялся на подушках на ковре. Все глаза были прикованы к экрану, на котором мелькало изображение какого‑то странного существа.

– Что это? – спросила я.

– Инопланетянин, – ответила она. – Майкл обожает научно‑фантастический канал.

Я не стала ей говорить, что никогда раньше не видела телевизора. Вместо этого я сказала:

– Об инопланетянах писал Рэй Брэдбери.

– Первый раз про него слышу.

Кэтлин поднималась по лестнице, я шла следом. Она открыла дверь в комнату размером чуть больше гардеробной при моей спальне.

– Входи, – пригласила она.

Комната была набита вещами: двухъярусная кровать, два маленьких комода, письменный стол и стул, ворсистый красный ковер, заваленный обувью. Окна отсутствовали, а стены покрывали плакаты и вырезки из журналов. Из черной коробки на комоде гремела музыка, рядом лежали квадратные упаковки от лазерных дисков, но я ни одного не узнала (дома у нас в основном была классика – симфонии и оперы).

– Какую музыку ты любишь? – спросила я.

– Панк, поп, рок. Это «Кэнкерс». – Она махнула в сторону постера над письменным столом – длинноволосый мужчина, одетый во все черное, оскалился, словно рыча. – Обожаю их. А ты?

– Первый раз о них слышу.

Она вытаращилась на меня, но тут же сказала:

– А, не бери в голову. Наверное, мама правду сказала. Ну то, что ты вела уединенную жизнь.

Я ответила, что ее мама, наверное, права.

Мой первый визит к Макгарритам, пока я была там, казался бесконечным, но когда мы ехали домой, мне уже представлялось, что он длился всего несколько минут.